Том 68. Чехов

Наташа. Нам нужно уговориться, Оля ^а. Ты в гимназии, я — дома, у тебя ученье, у меня — хозяйство. И если я говорю что насчет прислуги, то знаю, что говорю, пожалуйста, не вмешивайся⁶. И чтоб завтра же не было здесь этой старой воровки, старой хрычевки (стучит ногами), ведьмы!.. Не сметь меня раздражать! Не сметь! (Спохватившись.) Право, если ты не переберешься вниз, то мы всегда будем ссориться. Это ужасно!

Входит Кулыгин.

Кулыгин. Где Маша? ^в Пора бы уже домой. Пожар, заметно, сти­хает¹'. Сгорел только один квартал, а ведь был ветер, вначале казалось, что^д горит весь город. (Садится.) Утомился ^е. Замучился.(Прислушивается.)

Ольга. Что?

Кулыгин. Как нарочно у доктора запой, пьян он ужасно. Как нарочно! (Встает.) Вот он идет сюда, кажется... Слышите? Да, сюда. (Смеется.) Экий какой, право... Я спрячусь. (Идет к шкафу и становится в углу.) ^ж

Ольга. Два года не пил, а тут вдруг взял и напился... (Уходит³ с Натагией в глубину комнаты.)

Ч ебутыкин входит; не шатаясь, как трезвый, проходит по комнате, останавли­вается, смотрит, потом подходит к рукомойнику и начинает мыть руки.

Чебутыкин (угрюмо). Черт бы всех побрал... подрал. Думают, что^и я доктор, умею лечить всякие болезни, а я не знаю решительно ни­чего, все позабыл, что знал, ничего не помню... решительно ничего.

Ольга и Наташа, незаметно для него, уходят.

Чебутыкин. Черт бы побрал ^к... Кое-что я ^л знал лет двадцать пять назад, а теперь ничего не помню^м. Может быть, я и не человек, а только вот^н делаю вид,что у меня и руки и ноги... иголова, может быть, я не су­ществую вовсе, а только кажется мне, что я хожу, мыслю⁰, сплю... (Пла­чет.) О, если бы не существовать! (Перестав плакать, угрюмо.) Черт знает!.. Третьего дня говорят[44] вклубеР: Шекспир, Вольтер... Я не читал, совсем не читал, а на лице своем изобразил, как будто⁰ читал.

И другие тоже, как я...^а Стало на душе криво, гадко, мерзко... пошел, запил...

Ирина, Вершинин[45], Тузенбах входят; на Тузенбахе пиджак и серые брюки^в.

Ирина. Здесь посидим. Сюда никто не войдет.

Вершинин. Если бы не солдаты, то сгорел бы весь город. Молод­цы! (Потирает от удовольствия руки.) Золотой народ! Ах, что за мо­лодцы!

К у л ы г и н (подходя к ним). Который час, господа?

Тузенбах. Уже четвертый час. Светает. ^;

Ирина. Все сидят в зале, никто не уходит. И вот этот^г Соленый си­дит... (Чебутыкину.) Вы бы, доктор, шли спать.

Чебутыкин. Ничего-с. Благодарю-с. (Причесывает бороду.)

К у л ы г и н (смеется). Назюзюкался, Иван Романыч! (Хлопает по плечу.) Молодец! In vino Veritas,— говорили древние.

Тузенбах. Меня я просили^е устроить концерт в пользу пого­рельцев.

Ирина. Не с кем^ж.

Тузенбах. ³ Марья Сергеевна, по моему, чудесно играет на рояли ^и.