В этом же монологе добавлена фраза:
В четвертом акте Чебутыкин еще раз, в ответ на прямой вопрос Маши, признается в своей любви к матери Прозоровых, и он же произносит циничные слова о женихе Ирины, любимой им больше всех из сестер Прозоровых: «
В текст роли Вершинина внесены поправки, усиливающие безразличие к собеседнику и его мыслям. В ответ на слова Тузенбаха «об известном нравственном подъеме, которого уже достигло общество», Вершинин вместо «Пожалуй, это правда» (по ялтинской редакции) произносит «
То же и в других случаях: внимание Вершинина к словам собеседника уменьшено до предела. Его краткое, почти рассеянное «Да-с» всюду служит водоразделом между непосредственной реакцией на чужие слова и собственным монологом, перейти к которому Вершинину явно не терпится. (В первоначальной редакции эта черта Вершинина была лишь намечена в эпизоде второго акта, когда на слова Маши, рассказывающей ему о своем неудачном браке, он отвечает: «Мне пить хочется. Я бы выпил чаю».)
Некоторые правки служат одновременно и более глубокому раскрытию образа говорящего, и характеристике того, о ком говорят. Так, слова, добавленные Тузен- баху — «... жена, теща и две девочки.
Прием такой косвенной характеристики широко использован Чеховым для раскрытия образа Соленого.
Ялтинская редакция
Соленый. Все это философисти- ка, эта ваша софистика, мистика, извините, не стоит гроша медного. Все это брандахлыстика.
М а ш а. Что вы хотите этим сказать?
Беловая рукопись
Маша. Что вы хотите этим сказать,
Измененная реплика Соленого и три слова, добавленные к реплике Маши, ярко дополняют образы их обоих. Соленый хочет казаться циником и знатоком женщин; Маша же в иронических словам «
Переделанная и расширенная реплика Тузенбаха: «
Соленому придана в беловой рукописи важная черта — его претензия походить на Лермонтова. Этот мотив раскрывается и словами Чебутыкйна в четвертом акте:
Реплика Соленого в четвертом акте, в сцене перед дуэлью, в первоначальной редакции была такой:
Соленый. А барон что делает, пишет завещание? Прощается с милой, клянется ей в вечной любви, или уже на месте сражения? (Пауза.) Я его все-таки подстрелю, как куренка... (Уходят. Слышны крики: «Гоп-гоп! Ау!»)
В беловой рукописи Чехов переделывает эту реплику: