Жадно хлебнув из колодца, он пошел ходить от колодца к колодцу, не может остановиться. И до самого донышка все три колодца — выпито, вылизано, вынюхано — ни столечко вина, и мед прощайте!
И такое почувствовал море-по-колено, чего тут разговаривать —
«Как, все, что имеет начало, имеет и конец? — вздор! А из «ничего» он на самом себе очень даже видит «чего»... И вы взаправду думаете, что целое всегда больше своей части? Ничего подобного».
Не Китоврас, маленькая птичка, цепкие лапки, и наперекор всякой самоочевидности он, Китоврас, в ней — с нею стремится к «невозможному». Но китоврасьи крылья окаменевают, с копыт отвалились птичьи лапки, и в глаза ему сонный сыплют песок. И он камнем канул в такую деберь, ничего не поймешь, да и незачем. И такой пошел храп — удовольствие: сама пустыня, няньча, притаилась.
Тогда Вифоний вышел из-за камня и, надев железную цепь на шею Китоврасу, укрепил цепь: ну!
Китоврас очнулся. На шее — цепь. Но разве есть на него такая цепь? И хотел было освободиться.
«И имя Божье с заклятием на тебе», сказал куропалат Вифоний.
И видя на себе «имя Божье», Китоврас пошел за Вифонием кротко.
Нрав его был таков: он не ходил путем кривым, а правым. И когда вошел в Иерусалим, перед ним расчищали путь, сносили дома, потому что шел без заворота, напрямик.
На углу дом вдовы. И несчастная, не видя себе пощады: последнее отнимают! — с горечью воскликнула:
«Я одинокая, пощади!»
Китоврас подобрался, но не свернул с дороги: дом уцелел, но Китоврас сломал себе ребро.
«Мягко слово — кость ломит, жестко — гнев воздвигает», — сказал Китоврас и пошел дальше.
А когда вели его базаром, какой-то, приторговывая яволочные сапоги, из кожи лез, требовал — «за ценой не постоим, только подай такие, чтобы семь лет без сноски!»
Китоврас, заглянув в глаза покупщику, усмехнулся.
Окруженный толпой зевак, сидел на земле странно одетый человек — и одни протягивали ему руку, другие подавали записки; и из его слов можно было понять, что он предсказатель: прорицает судьбу.
Китоврас приостановился и захохотал.
Навстречу шла свадьба. Скрипач впереди высмычкивал такой разумор, такие корчил усердные рожи, выроживая ногами, и самые благонамеренные гоготали, как стервецы, и молодые были навеселе, и провожатая свита пьяна и довольна.
Китоврас отвернулся — все это видели — и слезы показались на его глазах.
Какой-то весельчак, на взводе, не обращая внимания на пожарных, ни на отряд саперов, возглавлявших путь Китовраса и куропалата с синкеллами, шарил перед собой руками, топчась на месте.
Китоврас, поравнявшись, взял его под руку и, ничего не говоря, — какой уж там хмель, разом все выскочило! — под ручку вывел на дорогу.
Так кончилась дорога — путь загадок — из пустыни от трех колодцев в город вселенной, Иерусалим.
Китовраса поместили во дворце у куропалата. Любопытных отбою нет, к дворцу не проткнешься.
Но страх сильнее любопытства. Музыканты, развлекавшие Китовраса, чувствовали себя не по себе и выбирали такие пьесы, чтобы играть без нот, и капельмейстер Фараон махал палочкой, как попало. Впрочем, Китоврасу совсем неважно, были бы это только распахнутые окна туда — музыка.
В залах дворца хоть и часовых не ставь. Заходил спафарий Зеркон и префект Дардан — «по экстренному делу», забегали эпитомоторы из распространенной иерусалимской газеты получить информацию, но со страху — такой понесли вздор — куропалат больше не велел пускать.
Один только строитель Хирам, «сын вдовы», прямо из мастерских явился во дворец к куропалату познакомиться с таким необыкновенным явлением природы: конь-и-человек-и-птица, овеянный музыкой и мудростью, Китоврас.
Путь Китовраса — про это все узнали, весь Иерусалим, но кто осмелится спросить Китовраса?
Сам Вифоний со своими синкеллами ходил около, но не то, что спрашивать, а и в глаза взглянуть Китоврасу норовил, будто ища чего-то, смотреть в копыто.
«Что смешного, — спросил строитель Хирам Китовраса, — человек выбирал себе обувь, прочную на семь лет!»
«Семь лет! — сказал Китоврас, — да ему всего и жизни-то, дай Бог, семь дней».
«А твой смех над прорицателем?»
«Хорош пророк! — сказал Китоврас, — говорит людям о тайнах, а не догадывается, что тут же под его ногами скрыт в земле клад».
«А твои слезы?»
«Мне было жалко смотреть, — сказал Китоврас, — через тридцать дней новобрачный помрет».
«А что тебе дался тот забулдыга?»
«Добрый, верный и веселый человек, и такому следует услужить».
С полуопущенными крыльями, подогнув ноги, окаменев, загадочно смотрел Китоврас.
Строитель Хирам передал царю Соломону ответы Китовраса.
И сказал царь Соломон:
«Вот кто подпишет: человек, как трава, поутру цветет и зеленеет, а вечером подсекается и иссыхает, все есть суета».
И велел проверить путь Китовраса — вещую силу его слов.