Том 6. Казаки

Въ 185.. г., въ Маѣ мѣсяцѣ, перекладная тройка почтовыхъ лошадей, которой правилъ оборванный, широкоскулый Ногаецъ, въѣзжала въ станицу Гребенскаго полка, въ которой стояла конная батарея. Въ телегѣ сидѣли два молодыхъ человѣка. По одеждѣ и наружности одинъ долженъ былъ быть господинъ, другой слуга. Оба были испачканы, запылены, такъ что волоса ихъ были похожи на войлокъ и переносицы совсѣмъ черныя. Неболышіе усы барина, къ немалому его удовольствію, отъ пыли казались старыми усами. Обоимъ было сидѣть неловко отъ равзѣхавшихся чемодановъ, но на лицахъ ихъ видно было возбужденіе <и удовольствіе> людей, послѣ долгой дороги пріѣзжающихъ на мѣсто. Хоть и страдаешь, но сейчасъ кончится. Ногаецъ, оскаливая бѣлѣйшіе зубы и дико вскрикивая, и такъ уже гналъ во весь духъ по улицамъ станицы, но молодой баринъ все приговаривалъ: ай-да! ай-да! воображая, что онъ говоритъ по-татарски. — Подъѣхавъ къ станичному правленію, Ванюша соскочилъ и, разбитый отъ долгой дороги, ковыляя ногами, пошелъ спрашивать квартиру для вновь прибывшаго юнкера Оленина. Покуда онъ ходилъ, юнкеръ Оленинъ съ любопытствомъ осматривался. Дома были такіе же, какъ и въ станицахъ, которыхъ много онъ проѣзжалъ отъ Николаевской; тѣже высокія камышевыя крыши, красивыя крылечьки и свѣтлыя просторныя окна. Передъ нѣкоторыми изъ домовъ, за загородками, поднимались темнозеленыя раины и нѣжно-лиственныя бѣлыя акаціи съ душистыми цвѣтами. Тутъ на площади, недалеко отъ Станичнаго правленія, виднѣлись двѣ лавочки съ краснымъ товаромъ и пряниками. Народу было мало видно на улицѣ. Одна старуха выглянула изъ окошечька на остановившуюся тройку и спросила: чьихъ? и двѣ дѣвчонки, въ однихъ рубахахъ, шушукая, выглядывали изъ-за угла Станичнаго дома. Была рабочая пора и еще только 3-й часъ вечера. Женское населеніе находилось на работахъ, строевые казаки на службѣ, въ походѣ и на кардонахъ; старые и малые, кто на охотѣ, кто на рыбной ловлѣ. Довольно долго Ванюша не возвращался и никто не показывался изъ Станичнаго правленія. Солнце пекло невыносимо жарко и въ станицѣ не было ни малѣйшаго вѣтра. Оленинъ начиналъ чувствовать усталость и хотѣлъ самъ идти хлопотать о квартирѣ, когда Ванюша съ какимъ-то казакомъ вышелъ изъ воротъ, и объявилъ, что вотъ здѣсь за угломъ есть квартира.

«А что, любезный! гдѣ тутъ полковникъ Андреевъ стоитъ? я бы хотѣлъ, чтобъ моя квартира была не далеко», сказалъ Оленинъ, желая почему то дать понять казаку, что онъ не простой юнкеръ. «Ты пожалуйста отведи хорошую квартиру, на водку будетъ». Но на казака видимо совсѣмъ иначе подействовали эти слова. Его и прежде недовольное лицо презрительно сморщилось, какъ будто говоря: видали мы и вашего брата.

«Какая есть!» только отвѣтилъ онъ, идя подлѣ телеги, шагомъ подвигавшейся по пыльной дорогѣ. На концѣ улицы казакъ остановился, и откинувъ плетневыя ворота, вошелъ во дворъ. Хозяевъ никого не было дома и хата была заперта на замокъ.

— «Вамъ ночевать, что ли?» спросилъ онъ.

— «Какъ ночевать, мнѣ жить здѣсь», нетерпѣливо отвѣчалъ Оленинъ.

«Вотъ хозяева придутъ, они вамъ хату отложутъ», сказалъ онъ, и вышелъ изъ воротъ. —

— «Да мнѣ бы только переодѣться теперь нужно, чтобъ къ полковнику сходить, а онъ ужъ мнѣ пріискалъ квартиру», сказалъ Оленинъ, останавливая казака; «а то вѣдь здѣсь не на дворѣ же?»

Казалось, всякое воспоминаніе о полковникѣ было крайне непріятно казаку.

«Разберетесь тамъ», проговорилъ онъ и ушелъ.

«Тоже старообрядцы, какъ и въ тѣхъ станицахъ», проговорилъ Ванюша, иронически улыбаясь вслѣдъ казаку.

Не смотря на то, что Оленину приходилось переодѣваться почти на улицѣ и до вечера ждать хозяевъ, оглядѣвъ отведенную квартиру онъ не сталъ искать другой. Ему понравились: чистый, широкій дворъ, веселенькая новая хатка съ просторнымъ высокимъ крылечкомъ и особенно палисадничекъ, отдѣлявшій хату отъ улицы. Двѣ кудрявыя акаціи наполняли все небольшое пространство и бѣлыми душистыми цвѣтами просились въ окна и спускались черезъ заборъ на улицу. Между ними и около стволовъ ихъ торчали ярко желтые цвѣты подсолнуховъ и вились лозы травянокъ. — Хата была вторая отъ конца станицы и со двора и съ крылечка черезъ заборъ прямо виднѣлся лѣсъ по Тереку, лѣсистыя горы на той сторонѣ и выше ихъ бѣлая снѣговая линія, поднимавшаяся надъ облаками.