Том 6. Казаки

Лукашка вошелъ въ избу, повѣсилъ на деревянный гвоздь оружiе и черкеску. Въ одномъ бешметѣ еще замѣтнѣе стала широкая кость его сложенья. Онъ досталъ лепешку и, пережовывая, подошелъ къ лежавшему казаку.

«Дай испить, дядя», сказалъ онъ, толкая его: «глотка засохла».

Казакъ видно не хотѣлъ давать.

Ну!.. сказалъ Лукашка, хмурясь.

«Ужъ нечто для тебя», сказалъ казакъ, продирая глаза. «Нацѣди чапуру, Богъ съ тобой, я говорю, не жалѣю!»

— «Спаси Христосъ, что не пожалѣлъ», сказалъ Лукашка, утирая широкiя скулы и выходя изъ двери.

— «И жаль было, да малый хорошъ», проговорилъ казакъ и опять легъ: «малый, я говорю, хорошъ».

— «Пойти пружки[79] поставить», сказалъ Лука: «время хорошо». Захвативъ бичевку, онъ съ дядей Ерошкой пошелъ на поляну.

— «Не ходи безъ ружья, убьютъ!» крикнулъ ему урядникъ.

Лукашка не отвѣтилъ и въ лѣсу скоро послышался его голосъ. Онъ ходилъ, отыскивая фазаньи тропки и разставляя на нихъ пружки, и пѣлъ про короля Литву.

Сиротинушка, сиротинушка добрый молодецъ,

Исходилъ я, сиротинушка, и свѣтъ и землю русскую,

Не нашелъ я себѣ отца-матери и роду-племени,

Только я нашелъ себѣ, сиротинушка, короля Литву.

Служилъ я королю Литвѣ ровно тридцать лѣтъ

А съ королевною его жилъ ровно девять лѣтъ,

Никто про насъ не зналъ и не вѣдалъ.

На десятомъ на годичкѣ стали люди знать.

Изъ заднихъ королевскихъ воротничковъ

Выходила то ли его любимая ключница

И видала ли его любимая ключница,

Доказала она королю Литвѣ:

«Ты батюшка нашъ, король Литва,

Ничего ты не знаешь и не вѣдаешь,

Живетъ твоя королевна съ любимымъ ключникомъ».

На ту пору королю Литвѣ на бѣду сталось,

За велику досадушку ему показалось.

Кричитъ король Литва своимъ громкимъ голосомъ:

«Ой гей! мои грозные палачи,

Берите, становите вы релья высокiе.

Натяните петлю шелковую,

Подите, приведите моего любимаго ключника».

Ведутъ его, добраго молодца, по улицѣ,

Идетъ добрый молодецъ не тряхнется,

Черные кудри его не шелохнутся.

Подводятъ его, добраго молодца, къ рельимъ высокіимъ.

На ступеньку онъ ступаетъ, Богу молится,

На другую онъ ступаетъ — со всѣми прощается.

Добрый молодецъ на рельицахъ качается.

На ту пору къ королю Литв

«Ты батюшка нашъ, король Литва,

Добрый молодецъ на рельицахъ качается,

Королева ваша въ палатушкахъ кончается»

Голосъ у Лукашки былъ сильный и рѣзкой.

— «Вишь, пѣсенникъ то нашъ отдираетъ», скавалъ урядникъ, мотнувъ въ ту сторону, откуда слышалась пѣсня, — «Ловко!»

КОММЕНТАРИИ

ИСТОРИЯ ПИСАНИЯ И ПЕЧАТАНИЯ «КАЗАКОВ».

I.

История создания «Казаков» сложна и нелегко поддается изучению. Повесть писалась с перерывами, более десяти лет (1852—1862 гг.), несколько раз на ходу работы меняя свой план, размеры замысла, ход действия, имена и характеры действующих лиц. Незадолго до выхода в свет она определенно представлялась Толстому состоящей из трех самостоятельных частей и он работал над последней частью (рукопись с датой 15 февр. 1862 г.); осенью после женитьбы денежные обстоятельства[80] побудили его спешно взяться за обработку этого обширного и далеко не законченного материала; он быстро привел в порядок наиболее готовую первую часть повести, присоединил к ней развязку и отдал в «Русский Вестник», отметив в Дневнике под 19 декабря 1862 г.: «кончил «Казаков» 1-ую часть». Таким образом, замысел был урезан и весь заготовленный для продолжения художественный материал остался лежать, ожидая своей очереди. Первые два-три года Толстой еще мечтал, что эта очередь наступит: в 1865 г., уже в разгаре работы над «Войной и Миром», он в заметке дневника говорит, как об одном из возможных типов романа, о своих «Казаках будущих». Но эти «будущие Казаки» не увидали света; повесть постигла та же участь, что задуманный в широком масштабе «Роман русского помещика», из которого был подобным же образом в 1856 г. выкроен рассказ «Утро помещика».