Том 6

Идти надо было пешком. Где только не путались мы по бесконечным кустарникам и кочкарникам, прежде чем добрели до КП одного из батальонов, действующих возле Камня. Поднялись к гребню высот. Сентябрьский воздух был прозрачен, чист. Солнце светило, и с высоты, оглянись только назад, отлично виден весь город с его куполами и шпилями, с дымящими заводскими трубами. Вот как приходится воевать бойцам-ленинградцам: на самом виду у родных улиц. Из города же, если смотреть на эту высоту, тут будут видны лишь взрывы, столбы дыма и земли.

Полк, в который входит батальон, дерется и держится уже четвертые сутки. Казалось бы, что это за деревушка — Камень. Обычная пригородная деревушка, из которой ежедневно утром молочницы ездили электричкой со своими бидонами на ленинградские рынки. Но само командование фронта отдало приказ: удержать этот Камень любой ценой, во что бы то ни стало. Простым глазом видно, насколько важно тактическое, а может быть, даже и стратегическое положение высоты, на которой стоит деревня Камень. Немцы изо всех сил рвутся оседлать высоту и захватить деревню. Они действительно, полковой комиссар прав, для удара по пей собрали увесистый кулак войск. В лесах и ложбинах перед высотой, по ее склонам скрыты их артиллерийские батареи, спрятаны расчеты минометных гнезд. Используя укрытия, все время накапливаются автоматчики, действуют снайперы.

Позавчера днем передний край нашей обороны, то есть позиции батальонов полка, жестоко обстреливала из пулеметов авиация немцев. После того принялись долбить землю немецкие пушки и минометы. Три часа пролежали бойцы под ураганным огнем. Земля застилала им глаза и уши, заваливала окопы, щели. И она же, земля, спасала людей от осколков. Бойцы выдержали, не отошли. Отбив все атаки противника, они ударили в контратаку, затем пошли во вторую, в третью. Они знают: отступать отсюда нельзя. Просто некуда отступать. Позади он — город, который виден как на ладони.

Мы провели несколько часов среди бойцов батальона. Повидали аспиранта Ленинградского университета товарища Кренстрема, который, конечно же, никогда не думал, что будет военным. Но сейчас, встретив этого умелого командира, ни за что не скажешь, что он когда-то был аспирантом, успешно шел в науку. Подразделение, которым командует этот волевой товарищ, вело бой сорок часов подряд, без сна, без отдыха, без перерыва.

Видели мы и старшего лейтенанта Кузнецова, героя одного из вчерашних сражений. Когда ни артиллерийский, ни минометный огонь ничего им не дал, немцы пустились на авантюру. В обход одного из флангов они отправили группу автоматчиков. Заметив это, старший лейтенант Кузнецов с группой бойцов приблизился к немцам и бросился в отчаянную атаку. Затем, уже в потемках, подразделение Кузнецова, предприняв ночной удар, захватало противотанковую пушку противника.

Всюду здесь впереди — коммунисты. Нам рассказывают о коммунисте Корнилове, который и сам отважный воин и умеет поддержать боевой дух своих товарищей. Коммунистку Соколову бойцы не так еще давно видели в штабе за пишущей машинкой. А в этом бою она оказалась на передовых. Под неумолчным огнем Соколова пробиралась к раненым, выносила их из опасных мест. Секретарь комсомольского бюро Барнаулов вместе с группой смельчаков ходил ночью в разведку. Разведчики пробирались в расположение врага, уничтожали немецких снайперов. Во время боя был убит командир одного из подразделений. Барнаулов взял на себя командование, и бойцы продолжали сражаться.

Огневой рубеж, занятый нашими бойцами, день и ночь помогают защищать танкисты подразделения лейтенанта Шпилипа. Когда немцы начали позавчера атаку, тапки Шпилина подошли к переднему краю немцев и прямой наводкой расстреливали их.

Атаки врага следуют каждый день по нескольку раз. Но бойцы-ленинградцы стоят на Пулковских высотах насмерть.

У нас был материал о боях за деревни Кискино и Камень. Мы могли уже кое-что написать.

Возвратись в редакцию и войдя в комнату, в которой семь часов назад создавалась чуть не поссорившая нас корреспонденция, мы обнаружили немалые странности. Стол посредине изодран так, будто его когтили железными когтями: из него выдран длинный клок рыжей клеенки и выщеплены сосновые щепки. У стула, на котором сидел я, разбита — как бы грубо срублена колуном — спинка. Чем-то страшным и острым глубоко пропахана оштукатуренная стена возле печки. Глубокая рана и на самой обшитой жестью круглой печке. А перед ее дверцей лежит, с ладонь размером, тяжелый осколок, видимо, преогромнейшего снаряда.

Товарищи нам рассказали, что полчаса спустя после нашего отъезда этим снарядом ударило на Фонтанке близ улицы Дзержинского и развалило стену дома. Один вот осколочек долетел до нашей редакции и на излете, в одну десятую своей силы, похозяйничал в комнате Михалева. Трогать ничего они не стали до нашего возвращения.

Срубила бы эта штуковина нам головы, как секирой.

Есть над чем призадуматься. Война все глубже и глубже входит в наш город. От нее уже не отсидишься, не укроешься даже за такими стенами, как степы нашей редакции.

В кольце

1