Читаем Том 6 полностью

Подполковник Гусаров рассказывает о сети наблюдательных пунктов, об инструментальной, разведке, о многих иных вещах, которые все, взятые вместе, и составляют его творческий метод артиллериста. Это самое главное, что воспитывается, культивируется в его полку. А боевые успехи — уже следствие всего, результат.

Спиртстрой мы покидаем в потемках. Перед глазами все еще и удары тяжелых снарядов, и стены кирпичных домов за рекой, среди которых мечутся в панике немцы, и рядом с тем — застывшие навсегда в ракитнике серые комочки наших бойцов. Две неизменные стороны вот уже четыре месяца непрерывно идущих боев: с одной стороны — победное, радостное, с другой — то горькое, чем оплачиваются победы. Но хорошо, если бы вместе с потерями непременно достигались и победы. Когда же есть только потери, а до побед никак не дойти, тогда как? Ждать, терпеть, накапливать силы?

В эти дни «боев местного значения» много думается о военном искусстве. Давно прошло увлечение Клаузевицем. Ни о том, что испытывают наши армии под Ленинградом, ни вообще ни о чем, что происходит сегодня в современном мире, Клаузевиц нам рассказать не может. Довоенные полководческие книги если не совсем, то во многом устарели, одни больше, другие меньше, по устарели. Новая война принесла и несет новые проблемы, новые задачи, новый опыт, и пора бы уже разрабатывать новые уставы, новые правила и рекомендации командирам и бойцам.

Атаке, которая захлебнулась на наших глазах несколько часов назад, не хватало чего-то очень важного. Но чего? Мы знаем отвагу наших бойцов, командиров, политруков, этого им ни у кого не занимать. Отвага, следовательно, есть. Но, тоже следовательно, одной отваги для выполнения боевой задачи недостаточно.

Обдумывая события дня, приходим к выводу, что по хватило сегодня одного-единственного: не более не менее — снарядов. Батареи подполковника Гусарова отлично поражали цели за рекой. Ио они не смогли накрыть необходимым мощным огнем траншеи противника, разбить, подавить немецкие пулеметы, перемешать с землей живую силу возле тех пулеметов, в тех траншеях. Снаряды нужны были не считанными десятками, а сотнями, многими сотнями и даже тысячами. Снарядов же в заблокированном Ленинграде столько нет. И вот перед нами заколдованный круг: чтобы вырваться из кольца, надобны в изобилии, в огромном изобилии боеприпасы, а чтобы получить их, необходимо прорвать это кольцо и отнять у врага дорогу в страну.

Уже в довольно поздний час этого дня мы оказались в землянке другого артиллерийского командира — моего тезки майора Всеволода Лаптева, который за отличные действия в боях зимы 1939/40 года получил звание Героя Советского Союза. В полку Николая Алексеевича Гусарова он возглавлял штаб, был его начальником.

В землянке, спрятавшейся в склоне оврага близ Усть-Ижоры, было тепло и светло. Майор сидел за столом, веселый, праздничный. Вокруг, на табуретках, на скамьях, расположились его гости. Майор, как тотчас выяснилось, праздновал день рождения.

— Побывал вот за Невой, на огневых позициях, — сказал он нам. — И по традиции самолично выстрелил из пушки, в расчете которой начинал свою военную службу. Пальнул, попятно, по врагу, по тем целям, стрельбу по которым вы сегодня видели. Присаживайтесь, дорогие друзья корреспонденты, гостями будете. А ну-ка, по штрафной обоим!

Сидим, закусываем водку шпротами, слушаем веселый, разноголосый шум подгулявшей компании, и снова думается о контрастах войны. Там, на снегу в кустарнике перед Спиртстроем, кто-то, может быть, все еще дожидается санитаров, а здесь, в нескольких километрах от тех кустов, именинное пиршество. А вместе из всего этого, как из пестрой смальты, складывается многоцветная, казалось бы, ничем меж отдельными штрихами и мазками не связанная и вместе с тем прочно скомпонованная воедино общим своим напряжением суровая картина войны. Может быть, уже завтра те, кто сегодня сидит здесь, за дощатым, самодельным столом, тоже будут лежать там, на прошитом пулями торфянике…

Майор Лаптев как бы угадал наши мысли.

— В основном-то мы воюем, товарищи корреспонденты. Посидеть вот так с друзьями удается редко. Впервые, пожалуй, за четыре месяца собрались все за одним столом. Воюем, бывает, и иначе, чем вы увидели сегодня за Спиртстроем. Случается, как говорят кавалеристы, и в пешем строю ведем бой. Снарядиков, снарядиков не хватает. Хотя, как мы слышали, рабочий класс Ленинграда выпускает их немало, в таких-то чертовских условиях. Было у нас недавно дело… Это я насчет пешей войны… Понадобилось набрать добровольцев в ударную группу для атаки на известное вам Усть-Тосно. Задача нелегкая. Вы же знаете, как немцы насыщают огнем свою оборону. Мы от бойцов ничего этого не скрыли. «Идете, — говорим, — на смерть, товарищи». И что же? Выстроили одно отделение. «Кто?» Поднялись все руки. Выстроили второе — опять все руки. Третье… Словом, добровольцев назвалось раз в десять больше, чем было надо. Пришлось просто отбирать, называя фамилии.

Перейти на страницу:

Все книги серии В.Кочетов. Собрание сочинений в шести томах

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука