Том 6

Мне вновь вспоминались мои размышления о военном деле: что оно — паука или искусство? Если искусство, как установил я для себя недавно, то вот же и там, в районе Ново-Лисино, и здесь, под деревней Путролово, дивизией руководил и руководит один и тот же человек; но там он одерживал победы, а тут бьется лбом в железную стену немецкой обороны. Мастерство, талант почему-то не помогают ему. Он сидит и называет цифры, цифры, цифры — людей, стволов, снарядов, патронов. Без таких-то чисел, без таких-то количеств, без таких-то факторов взять Путролово, оказывается, невозможно. Значит, военное дело — это наука? Ну, а как же тогда вся история с Александром Невским, с его победой над ярлом Биргером? Вполне возможно, что за долгие сотни лет многое в летописях претерпело изменения. Мы и сегодня, по свежим, горячим следам событий, пишем далеко не всю правду в газетах, стараемся показывать преимущественно одну сторону войны — сторону успехов, вторую же сторону из наших корреспонденций скрупулезно вырубают в редакциях, а за сотни-то лет чего только не натворили люди в старых книгах. Если князя Александра Ярославича понадобилось произвести в святые, то, господи боже мой, сколько нашлось добровольцев сделать это: и подчистили, где надо, и вписали, где недоставало. Недаром один старый ленинградский ученый, когда с год назад я приходил к нему по заданию газеты, сказал мне: «За долгие-долгие годы я убедился в том, что истории, как пауки, молодой человек, пет. История — это видимость науки. Есть политика, и к ней имущие власть во все века подгоняли и подгоняют факты прошлого». — «Извините, а как же древние книги, рукописи, свитки, папирусы?» — «И в них бездна подчисток, поправок, изъятий, приписок».

Для того чтобы прояснить какой-нибудь трудный вопрос, ученые любят преувеличивать, или, говоря их же языком, гиперболизировать. Старичок тоже, конечно, в этом случае излишне обобщил свои мысли о том, как пишется история. Но известные зерна истины в его рассуждениях, видимо, были. Знаем же мы случаи, когда подлинная правда о том или ином событии, о том или ином историческом лице выходит на свет божий, бывает, лишь через сотни и сотни лет, с помощью затерянного в свое время, спрятанного, неуничтоженного документа, письма, строчки из дневника, простой записочки.

Я смотрел на Бондарева, слушал его и все думал о Невской битве, разразившейся в этих местах века назад. Уж, конечно же, не с помощью бога Александр Невский бил шведов; наверняка умный, талантливый полководец собрал достаточное по численности войско, отлично вооружил его и подготовил. Без таких подготовок побед не бывает и быть не может. Приспосабливальщики истории к нуждам своих владык это прекрасно понимали. Но им надобно было чудо. А какое получится чудо, если сказать правду — сказать, что и войск у Александра было сколько надо, и мечей и копий вполне хватало? Зачем тогда старшине земли Ижорской Пельгусию, во крещении Филиппу, пришло бы видение в утро исторической битвы: Борис и Глеб в пурпурных одеждах, святые заступники народа русского, на лодке выплывшие из голубого предрассветного марева?

И не с их помощью разгромил врага новгородец Александр — это тоже ясно, и было бы бесценнейшим приобретением и для истории и для военной науки, если бы не летописцы-церковники, а люди объективные, вместо с Александром руководившие войском, оставили свои свидетельства о битве на Неве при устье Ижоры. Мы бы узнали много волнующего, узнали бы правду, не приспособленную к нуждам служителей господа бога. Эта правда была бы, несомненно, земнее и суровей, как всякая правда о войне. Не 20 человек потерял, надо думать, Александр в нелегком бою — побольше. С уходом веков мало-помалу отваливались нолики от внушительной цифры потерь, и сотни убитых превращались в десятки. Даже в наши дни сводки Совинформбюро избегают называть полные цифры наших потерь. Мы это все время видим на примере изнурительных боев на реке Тосне.

Нет, военное дело все-таки, пожалуй, наука. Но наука не для тупиц, не для середняков, а для людей искусных, талантливых, не скованных шаблоном, людей без застывших мертвых форм во всем, что они делают, за что берутся. А точнее говоря, это сложный синтез науки с искусством. Вот почему суворовскую «науку побеждать» с полным правом можно назвать и «искусством победы»; мудрые же разговоры Леонардо да Винчи об искусство живописи, напротив, вполне можно именовать «наукой живописцев».

Много где побывали мы в последние дни, носясь на своем «козлике» по фронту армии, все пытаясь разобраться в сложных и трудных вопросах необходимого и допустимого в деле вождения войск. В одной из частей нам назвали батальон, который только что вышел из очередного безуспешного боя. Во что бы то ни стало нам надо было встретиться, поговорить с комбатом, с командирами рот, политруками. В штабе полка, в который входил этот батальон, долго мялись и не называли, где батальон расквартирован. Наконец кто-то прямо сказал: