Том 6

— Трудно сказать заранее, что тебе в будущем пригодится. Вот, например, язык войны — грубый, соленый, предельно образный, пропахший порохом, или же солдатский фольклор. Он возникал на маршах, в окопах, на огневых позициях, в бою и после боя, в землянках, в часы затишья, в госпиталях. Сколько самобытных слов, неповторимых ярчайших выражений, какое неисчерпаемое словотворчество! Это язык народа, колдовство его таланта, богатство его духа, веры, любви, надежды… А различные фронтовые истории, «байки», сельские притчи, полусказки-полубыли, местные легенды и анекдоты, которые рассказывались долгими ночами в землянке под потрескивание раскаленной печки! Какие встречались за годы войны интереснейшие люди, сколько прошло рядом человеческих судеб — ведь это бесценный материал! Нет, записные книжки писателю насущно необходимы.

Память, конечно, сберегла многое, и я благодарен ей за это. Знаете, я сейчас вспомнил лето сорок первого года под Смоленском — как в сумерки задирались под ветром развороченные стога — и представил ясно те дни, до запаха вечерних лугов… Так вот, действительно, — спасибо памяти за то, что она отпирает свои замочки и впускает в свои кладовые.

Если память и воображение живут в согласии, то порой открывается такая художественная правда, которая поражает вас сильнее, чем правда реальности.

— На одной из читательских конференций прозвучало, что герои «Горячего снега» имеют реальных прототип нов. Так ли это?

— Я могу лишь повторить, что «списываю» своих героев со многих и ни с кого конкретно. Так что «впрямую» в «Горячем снеге» не отразился никто. Можно говорить — и то весьма условно — о большей или меньшей степени вымысла. Меньшая степень — это образы лейтенантов Дроздовского, Кузнецова, Давлатяна, санинструктора Зои — людей моего поколения, они ближе мне по своему жизненному и нравственному опыту. Большая степень вымысла сказалась в образах командарма Бессонова, члена Военного совета Веснина, комдива Деева. К образу генерала Бессонова я пришел только после многих встреч с маршалами Жуковым, Москаленко, Коневым, с генералами Штеменко, Батовым, Марченко. Думаю, что Бессонов но похож ни на одного из этих полководцев. Он похож на самого себя.

— Развитие этого положения может быть ответом на следующий вопрос: что дало вам как писателю чтение военных мемуаров?

— Во всяком случае, в мемуарах военачальников много деловой, полезной информации, но, к сожалению, меньше человеческой исповеди и особенно ценного для нас, писателей, — психологии полководческого мышления.

Косвенно мне помогло другое. В ту пору, когда вместе с О. Кургановым и Ю. Озеровым я работал над фильмом-эпопеей «Освобождение», и было освоено огромное количество всевозможных документов, а главное — состоялось немало обстоятельных встреч с генералами и маршалами, в том числе и с маршалом Г. К. Жуковым. Все это и послужило толчком к возникновению образа командарма Бессонова.

В смысле сугубо художественном работа над характером Бессонова, как и Веснина, была для меня своего рода выходом за пределы уже познанного и освоенного. Каждому писателю, по-видимому, знаком подобный выход: собственно, это и есть отталкивание от самого себя, риск путешественника, шагнувшего в пространства незнакомой страны, сияющей над стеной лесов бесконечными горными вершинами. Здесь одно отличие: писатель путешествует в кладовые своей памяти, накопленного знания и многоликого воображения.

— Вносили ли вы изменения в позднейшие редакции «Горячего снега»?

— Изменения в последующих изданиях были только стилистические. Работа над языком может длиться бесконечно, и признаюсь, я не могу порой удержаться, чтобы не прикоснуться даже к тексту, который уже отшлифован.

— Какие из ваших книг выходили за рубежом?

— Почти все мои романы и повести. Они издавались на английском, немецком, французском, итальянском, испанском, польском, болгарском, словацком, чешском, румынском, венгерском, голландском, датском, турецком, финском, словенском, хинди, арабском, еврейском и других языках.

Самое последнее издание за рубежом — роман «Берег», он вышел в ФРГ в издательстве «Экон».

— Как известно, в октябре 78-го года этот роман занимал первое место среди бестселлеров. А есть ли у вас экземпляр книги, с судьбой которого связан какой-то памятный эпизод вашей жизни?

— Во время одной из поездок в Сибирь на Нижней Тунгуске я побывал в местной библиотеке. Мне показали там «Тишину» и «Горячий снег», зачитанные до того, что буквально рассыпались страницы. Трогательно было видеть это.

— Как складываются ваши отношения с читателями?

— У меня нет оснований быть недовольным читателем.

Поток писем начался после выхода романа «Тишина» — в 1962 году. Самые интересные письма приходят тогда, когда возникает дискуссия вокруг того или иного произведения. В основном это неподкупная защита, спор с критиками; интересно, что наибольшее число писем, например, по «Берегу» принадлежит молодежи, а мне казалось, что главным читателем будут люди среднего поколения…

— Каков характер писем?