А до этого вот что произошло в детском доме № 1.
После того как приютские перебрались в большой пичугинский особняк, Капелюхин сказал им:
— Вы, ребята, устраивайтесь здесь спокойненько, словно у себя дома.— И приказал Рогожину: — Ты у них старший, ты и командуй, а я в Совет пойду за дальнейшими директивами насчет вашей новой жизни.
Какой должна быть эта новая жизнь, никто из ребят не знал. Поэтому слова Капелюхина «устраивайтесь, словно у себя дома» они поняли по-своему.
Под командой Рогожина они стали выносить пичугинское имущество в сарай и конюшню. Стаскивали туда стулья из красного дерева со спинками в виде лиры, огромные кресла с пузатыми сиденьями, шкафы из карельской березы, узорные ковры, кованые сундуки вывезли, взяв тачку у дворника. А сам дворник, долговязый, с горбатым сизым носом, растерянно бродил по пичугинской квартире и все время приговаривал:
— Вот это пасха, вот это будь здоров, господин Пичугин, ваше степенство!
— Ты что? — спросил его Рогожин.— Рад или притворяешься?
— Гляди: во! — Дворник разинул рот и показал беззубые десны.— Двор худо вымел — за это.— И обиженно заявил: — Не вам одним без них радость.
Картины в золоченых рамах и портреты родичей Пичугина снесли на чердак. Горшки с кустами роз, унизанных шипами — кривыми и острыми, словно кошачьи когти, фикусы в деревянных кадках и рододендроны с висящими, словно серые змейки, воздушными корнями вытащили в дворницкую.
Складывая пичугинскую обувь в плетенный из черемуховых ветвей короб, Огузок, вернувшийся к ребятам, прельстился кожаными шнурками с медными наконечниками на охотничьих австрийских ботинках. Выдернув шнурки, он запрятал их себе под рубаху. Но Сухов заметил и закричал испуганно:
— Ты что делаешь, ворюга? — и бросился на Огузка.
Огузка били скопом. Когда отпустили, он против своего обыкновения не стал обзывать своих обидчиков живодерами, а только сказал сердито:
— Вы мне скажите спасибо, что я попался. Другой не попадется. А нас потом всех за такое выгнать могут.— И предложил деловито: — Надо бы всех обыскать, что ли.
Ребята стали смеяться над Огузком, но Рогожин не смеялся. Он сказал задумчиво:
— Правильно Огузок говорит, нужно чего-нибудь придумать. Если не из нас кто, так дворник сопрет. А отвечать нам,— и приказал Стасю: — Давай все вещи записывай!
Усевшись в прихожей за круглым столиком, согнувшись напряженно, как велосипедист, Стась старательно выводил в толстой книге меж печатных строк: «Ложки вроде серебряные, маленькие 30, большие 20. Часы со звонком 1, без звонка 2. Баба с чернильницей золотая, а может, медная. Оленьи рога. Одеяла 8. Чучела всякие 5. Шапки меховые 9, без 7. Одежи всякой 80. Шубы 10. Машинка с музыкой. Посуда 90. Ботинки со шнурками 11 пар. Лобзик 1...»
Рогожин, потный, взволнованный, с выступившими на лице красными пятнами, говорил, затыкая нажеванным хлебным мякишем отверстия в сундучных замках:
— Вот видали, чуть с маху не влипли. Верно. Спасибо Огузку: революция нам доверилась, а мы — шнурки воровать. Правильно сообразили — перепись устроить. По переписи всё Капелюхину сдадим. А пока сарай и каретник сторожить по очереди будем.
После того как все помещение было освобождено от пичугинского имущества, ребята притащили со двора доски и начали сооружать нары.
Работали всю ночь. К утру нары были готовы.
— Окна здесь здоровые,— хозяйски заявил Тумба,— будем баловаться, кокнем ненароком. А теперь сберегать надо казенное имущество. Давайте решетки делать!..
В огромную кафельную печь на кухне вмазали два чугунных котла, привезенных из приюта. Один для каши, другой для баланды.
Оглядывая помещение, Тумба с гордостью говорил:
— Все в точности, как полагается, сделали. Придет этот Капелюхин из ревкома, вот подивится порядочку!
Но пришел не Капелюхин, а Рыжиков.
И хотя у Рыжикова торчала из кармана телячьей куртки рукоять нагана, ребята встретили его не очень приветливо.
— Вы кто будете? — осведомился Рогожин, недоверчиво разглядывая аккуратно подстриженную бородку и брезентовый засаленный портфель, который Рыжиков держал под мышкой.
— Во-первых, здравствуйте,— сказал Рыжиков.
— Ну, здравствуйте,— нехотя ответил Рогожин.
— Это что же такое будет? — поблескивая голубыми глазами, спросил Рыжиков, кивая головой на нары. И насмешливо улыбнулся: — Похоже на тюремное помещение. Если вы его для контрреволюционеров оборудовали, тогда ничего, может вполне сойти. Конечно, спасибо за труд. Но у нас для них от старого режима остались специальные здания, значительно большей вместительности, чем требуется. — Помедлив, спросил: — Так кто ж вас тут попутал?
— Вы что, смеяться пришли?! — вызывающе крикнул Гололобов.— Так мы за такой смех можем вам поворот от ворот сделать. И нагана вашего не испугаемся!
— А сесть можно? — спросил Рыжиков.
— Садитесь,— согласился Рогожин.
Рыжиков сел на нары и, пытливо глядя в лица ребят, спросил:
— Выходит, вам нравится, как вы помещение для себя оборудовали?
— А чем плохо? — удивился Тумба.— Все как следует,— но, чувствуя что-то неладное, тревожно осведомился: — Может, нельзя было доски без спроса брать?