— Да, мы против войны. Но не против военной науки. Как, Егор, — обратился он к Косначеву,— военная наука у тебя уже за науку не считается? На ниве просвещения только одни цветочки собираетесь выращивать? Смотри, как бы чужими солдатскими сапогами не потоптали эти цветочки-то!
Незначительным большинством голосов предложение Зубова было принято. И то потому, что первым за него поднял руку Рыжиков, председатель ревкома.
С десятком выписавшихся из госпиталя фронтовиков (одним некуда было деваться, другие, обезображенные ранением, не хотели возвращаться домой) Федор Зубов стал приспосабливать под казарму угрюмое старинное здание тюрьмы.
С помощью взрывчатки они развалили внутренние стены, отделяющие камеру от камеры, настелили на каменные плиты сосновые доски, сколотили нары, произвели побелку. Продали на барахолке арестантские халаты, шестьдесят пудов ручных и ножных кандалов, которые с охотой брали крестьяне, чтобы переделать их на путы для коней. Купили школьные принадлежности и два пуда керосина.
Первые месяцы курсанты Зубова часто работали по трудовой мобилизации, и Федор скаредно требовал за это у продкомиссара дополнительные пайки. Снарядил охотничий отряд и привез из тайги больше двухсот пудов мяса. Постепенно в военном училище образовался запас продовольствия. Соблазнив продуктами, Федор привлек на педагогическую работу словесника Ивана Мефодьевича Воскресенского, математика Олекменского, топографа Верзилина и подполковника в отставке Купресова. Для того чтобы обеспечить училище арсеналом, он с курсантами отправлялся за сотню верст на узловую станцию и там либо отнимал оружие у демобилизованных, либо выменивал его на хлеб и мясо.
После того как первого января в Петрограде группа правых эсеров по заданию Антанты совершила покушение на жизнь Ленина, Федор категорически заявил Рыжикову:
— Больше ни одного курсанта не дам на трудовые работы. Это война стреляла в нашу партию, как в своего главного противника. Враги хотят снова втянуть Россию в войну, а нет — идти на нас войной.— И повторил: — Больше ни одного человека отрывать от военной учебы не позволю...
В буран и стужу, в слепящие снегопады курсанты проводили строевые занятия на площади Свободы или уходили в тайгу, где разыгрывались учебные бои.
Вечерами окна бывшей пересыльной тюрьмы всегда были освещены: только вечернее время Зубов отводил курсантам для занятий общеобразовательными предметами.
Будущие красные командиры были одеты в серые хлопчатобумажные гимнастерки и такие же галифе; вместо сапог — полотняные обмотки и чуни из сыромятины; вместо шинелей — стеганые ватные кацавейки, крытые ситцем с какими-то обидными голубыми и розовыми цветочками. Из такого же материала ватные шапки-ушанки. Все это сшили Полосухины, для которых здесь была оборудована мастерская. Полосухин назывался теперь гарнизонным портным, и Федор разрешил ему ходить в таком же обмундировании, как и курсанты, только не позволил носить на шапке красную звезду.
Бандитов, угнавших коней из транспортной конторы, поймали именно курсанты военного училища, или, как их уважительно называли в городе, «красноофицерские солдаты».
Однако Федор Зубов считал, что для его курсантов это только обычное военное занятие, и был недоволен результатами. Операция планировалась им так: прижать противника к Максимкину яру, лишить маневра, принудить к сдаче. Вопреки задаче, курсанты перешли в штыковой бой.
Но рабочие транспортной конторы не понимали всех этих тонкостей. На митинге они постановили наградить военное училище.
В сторожке конторы висела дуга знаменитой рысистой упряжки миллионщика-золотопромышленника Громова. Дуга была сделана из коричневого орехового дерева, обита серебряными бляшками, обшита на концах красной сафьяновой кожей. Громов некогда выписал ее из Лондона вместе с лакированной сбруей.
Полуграмотный купец разорился на биржевых махинациях, прииски перешли в собственность американской компании, а его долговые обязательства, составлявшие восемьдесят четыре тома, были свезены в губернский суд на трех подводах.
Отделанную серебром дугу купил на распродаже ветеринар Синеоков. Он преподнес ее в дар транспортной конторе после того, как убедился, что рабочие, следуя его советам, подняли на ноги даже самых безнадежных коней.
Вот эту дугу с надписью белилами «Красным командирам от рабочих-дружинников первой городской транспортной конторы» и решили с согласия Синеокова торжественно вручить военному училищу.
Во дворе пересыльной тюрьмы, где находилась казарма училища, состоялся митинг. И после митинга дугу водрузили на деревянном возвышении рядом со знаменем.
Когда Тима пришел в училище, часовой не захотел ни разговаривать с ним, ни пропускать его. Держа в одной руке винтовку, он вынул из кожаного карманчика в портупее свисток, сделанный из коровьего рога, коротко свистнул два раза.
Вышел курсант с красной повязкой на рукаве и спросил строго:
— Что надо?
Тима имел уже достаточный опыт, как лучше рекомендовать себя, и заявил:
— Сапожков — представитель конной конторы, к товарищу Зубову.