Том 5. Заре навстречу

Он потребовал выдать в его распоряжение двадцать подвод, а от возчиков отказался, заявив, что у него имеются свои люди.

Пока запрягали коней, в том числе и Ваську, уполномоченный беседовал с Хрулевым. Положив ногу на ногу, а сверху на колено маузер в деревянной коробке, он убеждал Хрулева:

— Ты должен попять: государство как система вступает в стадию отмирания уже на следующий день после революции. А вы назвали свою контору «государственной», значит — цепляетесь за прошлое. После победы революции все формы государственности устарели, на смену им приходят свободные объединения тружеников, которые самодеятельно и самостоятельно отстаивают свои хозяйственные интересы. Значит, должны вы брать процент с грузов натурой и всё справедливо делить между собой. А если доходы станет брать себе государство, то, значит, оно будет тем же капиталистом, против которого мы боролись,— откинувшись на скамье, спросил: — Ну как, понял?

— Мандатик еще раз разрешите взглянуть,— неприязненно попросил Хрулев и стал переписывать мандат уполномоченного на бумажку.

— Это зачем еще? — строго спросил уполномоченный.

— А так, на память,— объяснил Хрулев и спрятал бумажку в карман.— Партийного документа у вас не найдется? Может, в другой партии числитесь? По вашим словам похоже,— объявил решительно: — Поскольку у вас мандат из губернии, отказать в подводах не могу, но заехать вместе в ревком будет желательно.

— Значит, не доверяете? — спросил уполномоченный, но тут же согласился: — Что ж, давай заедем, у меня там тоже дело есть.

Хрулев вместе с уполномоченным и его людьми уехал на подводах конторы и до сих пор не вернулся.

Тима прибрал стойло Васьки и, взяв у Белужина слово, что он обязательно объяснит Хрулеву, почему Тима все эти дни не приходил в контору, ушел.

В больничном коридоре на белой скамье сидели Рыжиков, Ян Витол и между ними папа.

Папа внимательно и напряженно смотрел на дверь палаты, где лежала мама, а Рыжиков и Ян, наклонившись друг к другу, беседовали шепотом.

Папа сказал Тиме:

— Только тихо.

Тима сел рядом с Яном. Ян, не обращая на Тиму внимания, продолжал сердито говорить Рыжикову:

— Пока амбары были пустые, их не поджигали.

— Ну и что? — перебил его Рыжиков.— Вполне естественно. Сначала враг рассчитывал, что мы не справимся. А теперь старается бить по тому, что мы сделали.

— Я не про то,— досадливо поморщился Ян.— Дел прибавилось, а вы забираете у меня Сапожкова.

Рыжиков сказал примирительно:

— Давай больше не спорить. Ревком решил — и точка.

— Нет, будем,— упрямо заявил Ян.

— Ты пойми,— повысил голос Рыжиков,— Советская власть должна дать людям то, чего они были лишены при капитализме. Это и есть главный удар по контрреволюции. И новая больница — это тоже удар. Двести коек — значит, двести человек получат помощь от Советской власти!

— Ты со мной не митингуй,— обиженно попросил Ян.— Я о Сапожкове говорю.

— Ну, а ты, Петр, как считаешь? — спросил Рыжиков.

Папа, не спуская взгляда с двери палаты, произнес вопросительно:

— Кажется, спит? Это очень хорошо...— И разрешил: — Ничего, пожалуйста, беседуйте, только не очень громко,— и снова уставился на дверь.

Ян махнул на папу рукой и, еще ближе склонившись к Рыжикову, продолжал говорить, только уже совсем тихо, лицо его оставалось по-прежнему обиженным.

Тима подошел к двери, прислушался. Увидев испуганный взгляд папы, побрел на цыпочках в докторский кабинет.

Здесь, склонившись над микроскопом, сидел Андросов. Обернувшись, предложил Тиме:

— Хочешь поглядеть? — и объяснил: — Гнилостные бактерии — коварные, живучие, прожорливые твари.— Тима приник к стеклышку глазом и увидел небесного цвета круг, в нем двигались противные сероватые тельца, приближаясь к красным прозрачным кружкам, прилипали к ним, и те начинали блекнуть и словно растворяться.

— Вот,— сказал Андросов.— Видишь? Всюду борьба насмерть.

Тима спросил:

— А вы за кого-нибудь из них заступиться можете?

Андросов капнул из пипетки на стеклышко, лежащее под микроскопом, и Тима увидел, как серые тельца стали вдруг сжиматься, меркнуть, теряя подвижность.

— Вот это правильно! — обрадовался Тима. И похвалил Андросова: — Я так и знал, что вы этих серых, а не других погубите.

Андросов улыбнулся.

— Почему ты так думал?

— Так,— сказал Тима.— Думал — и все,— и спросил: — А если внутрь больного человека так накапать?

— Нельзя. Для человека это пока яд.

— Жалко,— сказал Тима.

— Да , — согласился Андросов. И, похлопав Тиму по плечу, утешил: — О маме не беспокойся: скоро выздоровеет.

— А я не только о ней,— сказал Тима и посмотрел в глаза Андросову.

Андросов нахмурился сердито:

— Ладно, тоже философ нашелся! — И, открыв дверь, пропустил Тиму вперед.

Так как маме стало значительно лучше, Тима на следующий день с утра отправился в контору. Но тут всем было не до него. В конторе произошла новая беда. Губернский уполномоченный оказался вовсе не уполномоченным. Хрулева нашли на дороге тяжело раненным, а коней бандиты угнали неизвестно куда, в том числе и Тиминого Ваську.

Капелюхин, собрав во дворе рабочих, объявил: