Том 5. Может быть — да, может быть — нет. Леда без лебедя. Новеллы. Пескарские новеллы

— Марш! — решительно сказал Капральчик.

Кандия молча вытерла руки и пошла. Прохожие останавливались на площади. Роза Панара, недолюбливавшая Кандию, крикнула с порога лавки:

— На расправу! — И засмеялась жестоким смехом.

Испуганная прачка, не подозревавшая причины этого преследования, не знала, что ответить на него.

Перед управой толпилась кучка зевак, которые хотели видеть, как ведут Кандию. Бедная женщина, едва сдерживая приступ гнева, быстро поднялась по лестнице и в смущении предстала перед головой.

— Чего вам нужно от меня? — спросила она.

Дон Силла, миролюбивый человек, был удивлен гневным голосом прачки и с недоумением взглянул на двух верных охранителей достоинства городской управы. Затем, взяв щепотку табаку из роговой табакерки, сказал:

— Садитесь, дочь моя.

Кандия продолжала стоять. Ее кривой нос вздулся от гнева, а сморщенные щеки дрожали.

— Скажите же, дон Си.

— Вы приносили вчера белье донне Кристине Ламоника?

— Да, но что же? Что такое? Недостает чего-нибудь? Все в целости, каждая вещь… Все есть. Что ж такое?

— Погодите минутку, дочь моя! В комнате было серебро…

Кандия, догадавшись, в чем дело, нахохлилась, как рассвирепевший сокол, который собирается броситься на добычу. Ее тонкие губы дрожали.

— В комнате было серебро, и донна Кристина недосчитывается одной ложки… Понимаете, дочь моя? Не захватили ли вы ее… по ошибке?

Кандия подпрыгнула, как саранча, услышав незаслуженное обвинение. Она и в самом деле ничего не брала.

— Как, я? Как, я? Кто говорит это? Кто это видел? Вы удивляете меня, дон Си! Вы удивляете меня! Я воровка? Я? Я?

Ее негодованию не было границ. Ее тем более задевало это несправедливое обвинение, что она чувствовала себя способной на поступок, который ставился ей в вину.

— Так, значит, вы не брали? — прервал ее дон Силла, усаживаясь в свое судейское кресло и благоразумно отодвигаясь в глубь комнаты.

— Удивляюсь вам! — снова затараторила женщина, размахивая, словно палками, длинными руками.

— Ну, идите. Там будет видно.

Кандия вышла не поклонившись и стукнулась о косяк двери. Она была вне себя и даже позеленела вся. Выйдя на улицу и увидев собравшуюся толпу, она поняла, что общественное мнение против нее, что никто не поверит в ее невинность. И все-таки она стала кричать о своей невинности. Толпу это забавляло, и все начали смеяться над ней. Рассвирепев от гнева, она в полном отчаянии вернулась домой и на пороге разразилась рыданиями.

Дон Донато Брандимарте, живший рядом, встретил ее насмешками.

— Плачь сильнее, громче: пусть соберется народ.

Так как нужно было стирать грязное белье, то она наконец успокоилась, засучила рукава и принялась за работу. Работая, она думала о своей невиновности, строила планы защиты, искала в своем хитром женском мозгу какой-нибудь ловкий способ доказать свою невиновность; она изобретала самые тонкие комбинации, прибегала ко всем приемам красноречия народного диалекта, чтобы усилить аргументы, которые убедили бы этих недоверчивых людей.

Окончив работу, она ушла, ей хотелось предварительно зайти к донне Кристине.

Но донна Кристина не вышла к ней. Мария Бизаччиа выслушала Кандию, покачивая головой и ничего не отвечая, и удалилась с сознанием собственного достоинства.

Тогда Кандия обошла всех своих клиенток. Всем рассказывала она о происшествии, всем доказывала свою невиновность, присовокупляя каждый раз все новые аргументы, усиливая красноречие, разражаясь гневом и падая духом перед общественным недоверием, но все было напрасно. Она чувствовала, что недоверие к ней возросло до последних пределов. Мрачное отчаяние овладело ее душой. Что еще предпринять?! Что еще говорить?!

III

Между тем донна Кристина Ламоника велела позвать крестьянку Чиниджию, которая с большим успехом занималась чародейством и врачеванием простыми травами. Чиниджия не раз разыскивала украденные вещи, поговаривали, что она входила в сделки с мелкими воришками.

— Разыщи мне ложку, и я не постою за хорошим вознаграждением, — сказала ей донна Кристина.

— Что ж, пожалуй. Для этого мне довольно двадцати четырех часов, — ответила Чиниджия. И, спустя двадцать четыре часа, она принесла ответ: — Ложка должна быть в помойной яме, во дворе близ колодца.

Донна Кристина и Мария спустились во двор, начали искать и, к величайшему удивлению, нашли ложку.

Новость с быстротой молнии облетела Пескару.

Тогда торжествующая Кандия Марканда принялась бегать по улицам. Она словно выросла, голову держала прямо и улыбалась, смотря всем в глаза, как будто говоря: «Видите? Видите?»

Лавочники, завидя ее, бормотали какие-то слова, прерывая их многозначительными усмешками. Филиппо Ла-Сельви, который пил водку в кофейне Анджеладеа, подозвал Кандию.

— Рюмочку для Кандии, вот сюда!

Женщина, которая не прочь была выпить, жадно облизнула губы.

— Ты этого заслужила, что и говорить, — прибавил Филиппо Ла-Сельви.

Перед кофейней собралась кучка зевак. У всех был насмешливый вид. Пока женщина пила, Филиппо Ла-Сельви обратился к маленькой аудитории со следующими словами: