Тотчас по заключении мира финансовое состояние государства было тяжелое, долг чрезвычайно велик; бюджет неизменно сводился с дефицитом. Благодаря строгой финансовой экономии, сокращению цивильного листа до 9 миллионов и торжественному обещанию короля не заключать займов без согласия представителей сословий, государственный кредит стал улучшаться. Гофман создал систему налогов (косвенные налоги, таможенные и гербовые пошлины, сословные подати, патенты), лежавшую до последнего времени (1918 года) в основе прусской финансовой системы. В первые несколько лет дефициты были очень велики, но в 1825 году министром финансов был назначен Мотц, и с ним наступила новая эра. Дефициты сменились излишками, доверие к казне восстановилось, и курс государственной ренты стал быстро подниматься. Экономическое состояние страны улучшалось необычайно быстро, несмотря на то, что пошлины, взимаемые в Зунде, и запретительная политика России сильно тормозили торговлю. За пятнадцать лет плотность населения увеличивается на целую четверть, а потребление предметов первой необходимости, поступление налогов и сумма ввоза и вывоза возрастает в еще больших пропорциях. Нагл ер преобразовывает почту; Альтенштейн, поставленный в 1817 году во главе нового министерства народного просвещения, открывает нормальные школы, учреждает первые реальные училища и переносит в Вреславль из Франкфурта-на-Одере прозябавший там университет. Боннский университет начинает подчинять себе в умственном отношении прирейнские области; Берлинский — сосредоточивает у себя известнейших ученых Германии: богословов Шлейермахера, Неандера и Генгстенберга, юристов Ганса и Савиньи, а на философском факультете — рядом с Гегелем и основателем научной географии Карлом Риттером — Августа Бека, Лахмана и Вилькена. История крестовых походов Вилькена забыта, но он памятен как истинный основатель Королевской библиотеки[23]. Скудость бюджета и бережливость короля не позволяли соперничать с пышностью Людвига I Баварского, но берлинская скульптурная и архитектурная школа далеко превосходила мюнхенскую серьезностью мысли, искренностью одушевления и оригинальностью идей. Статуи Рауха и монументы Шинке ля, несмотря на все упреки, какие они вызывали, остаются замечательными произведениями, которым Берлин отчасти и обязан своей оригинальной физиономией.
Венцом всей этой обновительной работы явилось создание таможенного союза (Zollverein). Статья 19 федерального акта обещала упорядочить торговые взаимоотношения германских государств. Несколько экономистов, как Лист и Небениус, отнеслись серьезно к этому неопределенному обещанию, и их статьи и лекции вызвали довольно живой отклик в населении, которое как раз в этот момент разорялось от наплыва английских товаров. Эти экономисты скоро попали в разряд неблагонадежных, и их проекты были похоронены в папках сейма. Пруссия не обнаружила интереса к этим проектам; ее финансисты не любили мечтателей, и если подчас думали о таможенном единстве Германии, то знали, что это — весьма отдаленная цель, которая может быть достигнута ценою великих усилий. Они, без сомнения, предвидели, какие широкие перспективы открывает отечеству таможенная политика в более далеком будущем, но их решения определялись только заботами о ближайших интересах. Многочисленность таможен и сложность тарифов парализовали торговлю; надзор за пограничной линией, простиравшейся на 8000 километров и соприкасавшейся с двадцатью восемью государствами, был чрезвычайно затруднителен. Эйхгорн и Маассен уничтожили все внутренние таможни и обложили товары крайне умеренными пошлинами, которые взимались на границе по очень простому тарифу. Это был необыкновенно смелый шаг; в различных провинциях поднялось волнение; промышленников испугала эта полусвобода торговли; но министры не обратили внимания на их страхи, и опыт скоро убедил даже самых робких, что свобода — обильный источник энергии. В остальной Германии тариф 1818 года вызвал бурю негодования: Пруссию обвиняли в том, что она эгоистически замкнулась и тем противодействует общему таможенному объединению; особенно сердились те князья, чьи владения целиком или отчасти лежали в пределах прусских владений и которым поэтому мерещилась своего рода экономическая медиатизация[24]. Весьма корректное поведение берлинского двора заставило их всех более или менее охотно покориться. В 1819 году князь Шварцбург-Зондергаузен заключил с Пруссией таможенный союз: его владения были вкраплены в прусскую территорию; за ним последовал ряд других князей (Вернбург, Рудольфштадт, Детмольд, Веймар, Гота, Шверин), а в 1828 году и герцог Кетенский, ранее всех более противившийся союзу.