На этого же крупного магната с большой энергией напал В. Фокс: «В настоящее время знать начинает пускаться в торговлю, а герцоги пользуются памятью, которую оставили по себе их предки, для выгодных делишек. Я не могу себе представить герцога Ричмонда иначе, как с герцогской короной на голове, пробами зерна в карманах, с семгой в одной руке и бутылкой водки — в другой». Кобден в более изысканной форме обратился к своим консервативным коллегам в палате со следующими словами: «Вы составляете аристократию Англии. Ваши отцы руководили нашими отцами: вы и теперь можете повести нас по хорошему пути. Вы живете в эпоху труда и торговли. Если вы захотите действовать сообразно с духом времени, вы можете стать тем, чем вы всегда были».
Обращаясь к самому министру, Врайт говорил: «Сэр Роберт Пиль прекрасно знает, что нужно стране. И я готов держать пари, что он обдумывает отмену хлебных законов». Сам Фокс еще с большей резкостью толкал министра на решительный шаг: «Он (Пиль) убедится, что один день справедливости лучше целой жизни парламентской тактики». А в это время Пиль меланхолически прощался с последними остатками феодализма в английской деревне. «Когда к продуктам земли применены будут принципы торговли, никто не станет больше считаться с теми отношениями, которые, быть может, испокон веков установились между землевладельцем и семьей, обрабатывающей его землю; никто не станет более заботиться о старых и немощных людях, которые не в состоянии работать, как молодые и сильные».
Старая Англия умирает — таков глубокий смысл всей этой распри. Но новая Англия сильно страдала, и она нашла своих поэтов, воспевших ее страдания: Гуда, автора Песни о рубашке, и Эбенезера Эллиота, автора Стихов о хлебных законах (Corn-laws Byrnes), одно заглавие которых имело грозный и чуть ли не революционный смысл. «Тысячами выходили из престонских сукновален маленькие заключенные. Они грустно улыбались бледными губами. Это была смерть на пороге жизни, и прохожие спрашивали: «Да разве это дети?» С ними шли живым грозным потоком, поддерживая друг друга, начины — армия истощенных теней».
Голод, кризис и обращение Пиля в сторонника отмены хлебных законов. Еще более ужасные бедствия, постигшие Ирландию, способствовали разрешению вопроса о хлебных пошлинах. Летом 1845 года появившаяся болезнь картофеля уничтожила весь урожай. Многочисленное, даже слишком многочисленное население острова впало в неописуемую нищету. Правительство приняло наиболее неотложные меры, как, например, организацию общественных работ, занимавших множество народа, подвоз индийского хлеба по удешевленной цене и т. п. Но одна мера безусловно диктовалась обстоятельствами даже в Англии и Шотландии, где также свирепствовал голод, — это допущение беспошлинного ввоза заграничного хлеба.
В октябре 1845 года Пиль не мог добиться от своих коллег согласия на эту меру. В ноябре лорд Джон Россель написал из Эдинбурга письмо, в котором заявлял, что виги признали необходимость полной отмены хлебных пошлин, а в декабре премьер, предложение которого снова было отвергнуто, подал в отставку. Королева обратилась к лорду Джону, и тот попытался было составить министерство, но должен был отказаться от этой попытки. Только Пиль пользовался достаточным влиянием для того, чтобы провести великую реформу. Поэтому он вернулся к власти и в 1846 году объявил себя окончательно сторонником свободной торговли, вызвав похвалы со стороны Брайта, ругательства Бентинка и кислые комплименты лорда Джона, который старался дать ему почувствовать, насколько для него необходима поддержка вигов.
Триумф и падение Роберта Пиля (1846). Во время одного из посещений Парижа Дизраэли сказал Луи-Филиппу: «Сэр Роберт проведет отмену хлебных пошлин, и это будет концом его политической карверы». Это парадоксальное пророчество сбылось на деле. В момент решительного вотума 106 консерваторов-пилитов, т. е. склонившихся к идее свободной торговли, соединили сбои голоса с голосами 223 вигов, или радикалов, составив таким образом большинство в 329 голосов за принятие закона против 222 консерваторов, сгруппировавшихся вокруг Бентинка и Дизраэли, из которых ни один не посмел бы составить протекционистский кабинет, — Брайт совершенно справедливо бросил им этот упрек. Все поползновения к сопротивлению со стороны верхней палаты разбились о следующие ясные и неопровержимые слова Веллингтона: «Если палата лордов отвергнет билль, то она останется в одиночестве. Без короны и палаты общин вы ничего не сделаете». И в тот самый день (25 июня), когда пэры высказались и этот продолжительный спор таким образом закончился, победитель пал жертвой недовольства своей прежней армии.