Том 4. Последний фаворит. В сетях интриги. Крушение богов

Слушают молодые старую совратительницу — и невольно взглянули друг на друга, и вдруг вспыхнули сразу оба отчего-то, словно от затаенной какой-то мысли.

Не читает ли в их душах эта многоопытная в любви и разврате старуха?

Вот стоят они друг против друга, молодые супруги. Такие сходные по наружности, голубоглазые, светловолосые. Братом и сестрой даже называли их порою близкие люди в шутку. И правда, что-то не супружеское, скорее родственное, побратимское есть даже в тех ласках горячих, которыми обмениваются супруги.

Не кипит у него кровь от прикосновения к этой очаровательной юной женщине, как закипала не раз от других, менее красивых и юных дам…

А о ней и говорить нечего… Совсем еще ребенок она. Покорно принимает ласки мужа — только… А меж тем грезится ей порой, против воли, что-то иное…

Прежние девические грезы вспыхивают в душе иногда: о смуглом, сильном рыцаре, который заставит иначе сердце трепетать в груди, заставит дыхание остановиться при одном приближении его…

Много еще примеров, соблазнительных картин, неотразимых доводов приводит графиня, чувствуя, что в цель попадают ее речи…

Кончилась серенада вдали… Рассыпалось общество по аллеям парка, где так светло, загадочно сейчас.

Толстой незаметно подошел, шепнул что-то Александру, Константину… Оба они кивнули головой.

— Пока до свиданья, до ужина, мой друг! — целуя руку жены, говорит Александр. — Я еще должен поговорить о делах с Толстым…

— До ужина, — протяжно, задумчиво отвечает Елизавета.

Но, очевидно, она думает о чем-то другом сейчас. О чем? Сама не поймет.

Ушли братья, Толстой, Курута, старик Штакельберг с ними. У последнего полное, красное лицо питуха и женолюба — даже словно маслом покрылось от предвкушения чего-то приятного.

Елизавета с Шуваловой и Головиной направились ко дворцу…

Не унимается старуха. Новое жало впускает в чистую душу Елизаветы.

— Вот, масло-то как на воду выходит!.. Наш-то, красавчик?.. Про назидательную пьесу говорил… А сам пошел с братом и еще с кавалерами — в жмурки играть… Да, да. Я уж знаю. И дочка моя там будет. Она мне говорила… Фрейлины все молодые. Да кавалеров три-четыре, поинтереснее. Небось при вас, ваше высочество, стесняется либо вон забавой детской, глупой тешится… А как есть возможность у вас за глазами поиграть иначе, половить стройных девушек, пообнять, поприжать к груди на минутку, мимолетом… Он и пошел… Слова не сказал. И пускай, ничего. Дурного там у всех на глазах ничего не случится. Кровь пополирует и к жене придет. А пополировать кровь молодежи надобно, чтобы не закисала… Вот моя правда и выходит… А вдруг бы вы, ваше высочество, ревновать стали? Ну, не смешно бы? А, скажите?

— Конечно, смешно, — совсем неуверенным тоном пришлось ответить Елизавете.

Но еще задумчивее стала она, еще потемнели больше ее прекрасные глаза.

Идут втроем. Бросает свои семена, льет капли яду старая графиня… Молчит Головина, понимая, что нельзя прямо выходить на спор с хитрой женщиной…

И среди них обеих так одинока идет ко дворцу Елизавета…

Но одиночество — грех при этом веселом дворе, на этом «Острове любви».

Словно почуяв, какая королевская дичь тут близко, показался и охотник на нее, единственный, кто смеет первый поднять взоры на этот «королевский поистине кусок». Смеет хотя бы потому, что в течение пятилетнего фаворитства своего привык к истинно царственной трапезе…

Платон Зубов, одинокий, задумчивый, показался от дворца, идя прямо навстречу трем дамам.

И Шувалова, как будто ожидала этой встречи, замахала ему рукой.

— Милостивец, ты как это из дворца? На прогулку? Идем с нами… Видишь, покинуты мы… Кавалеров нам не хватило… Ха-ха-ха!.. Да ты один за многих сойдешь, ваше сиятельство… Знаю я тебя… Другого не сыскать!

— О, я так счастлив и благодарен случаю… Музыка навеяла на меня грусть… Сердце мое тоскует чего-то… Думы? Сам не знаю, где они!.. И вдруг тут… встреча такая счастливая…

— Ну вот и развлекай… и… Ох! — вдруг вскрикнула хитрая старуха. — Графинюшка, Варвара Николаевна, дай руку на минутку… Что-то у меня с ногой… Подвернула, видно… О-ох… — стонет комедиантка, взяв под руку Головину, которая собиралась было занять место сбоку Елизаветы, как бы охраняя эту чистую душу от какой-то опасности.

Невольно пришлось дать руку старой графине, которая тяжело налегла, медленно тащится, удерживая при себе ангела-хранителя Елизаветы…

Как ни медленно старается идти последняя, но далеко опередили они с Зубовым своих спутниц…

Снова зазвучала, как по волшебному приказу, волнующая далекая музыка.

Лебеди белыми пятнами, как вешний снег среди зелени, видны на зеленой лужайке, у пруда… Огоньки краснеют из раскрытых окон дворца… Тишина и белая ночь кругом!

И красивый, бархатистый голос подпевает порой далекой музыке, такой вкрадчивый и страстный голос!.. Темные, мерцающие, горящие даже особым светом сейчас глаза заглядывают в голубые глаза принцессы… Что-то говорит ей спутник.

Волнение невольно охватывает молодую женщину…