Том 38. Полное собрание сочинений.

«Счастливые люди, живутъ въ деревн», думалъ онъ. «Правда, Николай Петровичъ и здсь въ деревн не можетъ быть покоенъ съ своими агрономическими затями и земствомъ, да вольно же ему». И Александръ Ивановичъ, покачивая головой, закуривая новую папироску и бодро шагая сильными ногами въ твердой, толстой, англійской работы обуви, думалъ о томъ, какъ онъ по зимамъ трудится въ своемъ банк. «Отъ десяти и до двухъ, а то и до пяти, иногда и каждый день. Вдь это легко сказать, а потомъ засданія, а потомъ частныя просьбы. А потомъ Дума. То ли дло здсь. Я такъ доволенъ. Положимъ, она скучаетъ, ну да это не надолго». И онъ улыбнулся. Погулявъ въ Порточкахъ, онъ пошелъ назадъ прямикомъ, полемъ по тому самому пару, который пахали. По пару ходила скотина крестьянская, коровы, телята, овцы, свиньи. Прямой путь къ парку шелъ прямо черезъ стадо. Овцы испугались его, одна за другой кинулись бжать, свиньи тоже, худыя, небольшія дв коровы уставились на него. Пастушонокъ мальчикъ крикнулъ на овецъ и хлопнулъ кнутомъ. «Какая отсталость, однако, у насъ въ. сравненіи съ Европой», подумалъ онъ, вспоминая свои частыя поздки за границу. «Во всей Европ не найдешь ни одной такой коровы». И Александру Ивановичу захотлось спросить, куда ведетъ та дорога, которая подъ угломъ сходилась съ той, по которой онъ шелъ, и чье это стадо. Онъ подозвалъ мальчика.

— Чье это стадо?

Мальчикъ съ удивленіемъ, близкимъ къ ужасу, смотрлъ на шляпу, расчесанную бороду, а главное на золотыя очки, и не могъ сразу отвтить. Когда Александръ Ивановичъ повторилъ вопросъ, мальчикъ опомнился и сказалъ:

— Наше.

— Да, чье наше, — покачивая головой и улыбаясь, сказалъ Александръ Ивановичъ.

Мальчикъ былъ въ лаптяхъ и онучахъ, въ прорванной на плеч, грязной суровой рубашонк и въ картуз съ оторваннымъ козырькомъ.

— Чье наше?

— А Пироговское.

— A теб сколько лтъ?

— Не знаю.

— Грамот знаешь?

— Нтъ, не знаю.

— Что жъ разв нтъ училища?

— Я ходилъ.

— Что жъ не выучился?

— Нтъ.

— А дорога эта куда?

Мальчикъ сказалъ, и Александръ Ивановичъ пошелъ къ дому, размышляя о томъ, какъ онъ подразнитъ Николая Петровича о томъ, какъ все-таки плохо, несмотря на вс его хлопоты, стоитъ дло народнаго образованія.

Подходя къ дому, Александръ Ивановичъ взглянулъ на часы и къ досад своей увидалъ, что былъ уже двнадцатый часъ, а онъ вспомнилъ, что Николай Петровичъ детъ въ городъ, а онъ. съ нимъ хотлъ отправить письмо въ Москву, а письмо еще не написано. Письмо же было очень нужное, о томъ чтобы пріятель и сотоварищъ его оставилъ бы за нимъ картину, Мадону, продававшуюся съ аукціона. Подходя къ дому, онъ увидалъ, что четверня крупныхъ, сытыхъ, выхоленныхъ, породистыхъ лошадей, запряженныхъ въ блестящей на солнц чернымъ лакомъ коляск, съ кучеромъ въ синемъ кафтан съ серебрянымъ поясомъ, стояли уже у подъзда, изрдка побрякивая бубенцами.

Передъ входной дверью стоялъ крестьянинъ, босой, въ прорванномъ кафтан и безъ шапки. Онъ поклонился. Александръ Ивановичъ спросилъ, что ему нужно.

— Къ Николаю Петровичу.

— Объ чемъ?

— По нужд своей, лошаденка пала. —

Александръ Ивановичъ сталъ разспрашивать. Мужикъ сталъ разсказывать о своемъ положеніи, сказалъ, что пятеро дтей и лошаденка одна и была, и заплакалъ.

— Что же ты?

— Да милости просить.

И сталъ на колни, и прямо стоялъ и не поднялся, несмотря на уговоры Александра Ивановича.

— Какъ тебя звать?

— Митрій Судариковъ, — отвчалъ мужикъ, не вставая съ колнъ.

Александръ Ивановичъ досталъ три рубля и далъ мужику. Мужикъ сталъ кланяться въ ноги. Александръ Ивановичъ вошелъ въ домъ. Въ передней стоялъ хозяинъ, Николай Петровичъ.

— А письмо, — спросилъ онъ, встрчая его въ передней. — Я сейчасъ ду.

— Виноватъ, виноватъ. Если можно. Я сейчасъ напишу. Совсмъ изъ головы вонъ. Ужъ такъ хорошо у васъ. Все забудешь. Такъ хорошо.

— Можно-то можно, но только, пожалуйста, поскоре. Лошади и такъ ждутъ съ четверть часа. А мухи злыя.

— Можно подождать, Арсентій? — обратился Александръ Ивановичъ къ кучеру.

— Отчего же не подождать? — сказалъ кучеръ, а самъ думалъ: «И чего велятъ закладать, когда не дутъ. Спшилъ съ ребятами не знаю какъ, а теперь корми мухъ».

— Сейчасъ, сейчасъ.

Александръ Ивановичъ пошелъ было къ себ, но вернулся и спросилъ у Николая Петровича про крестьянина, просившаго помочь.

— Ты видлъ его?

— Онъ пьяница, но, правда, что жалкій. — Пожалуйста, поскоре.

Александръ Ивановичъ пошелъ къ себ, досталъ бюваръ со всми письменными принадлежностями и написалъ письмо, вырзалъ чекъ изъ книжки, надписалъ на сто восемьдесятъ рублей и, вложивъ въ конвертъ, вынесъ Николаю Петровичу.

— Ну до свиданья.

До завтрака Александръ Ивановичъ занялся газетами. Онъ читалъ одн Русскія Вдомости, Рчь, иногда Русское Слово, но Новое Время, выписываемое хозяиномъ, не бралъ въ руки.