Том 3. Письма 1924-1936

Еще месяц такой жизни — и я заснул бы. Это может убить здорового человека, не только меня. И все ведь прекрасно, хорошо. Но таков уже человек — волнуется и при радости и при печали. Полоса радости для меня нескончаема, и я ожидаю какого-нибудь удара, т. е. чего-то сверххорошего или «наоборот», как говорил Кузьма Прутков…

Получил контрольный экземпляр украинского издания [ «Як гартувалася сталь]» 20 тысяч экземпляров.

Послал тебе письмо мое литагентству. Узнай, что это за предприятие, и напиши мне. Я ведь ничего в этих делах не знаю.

Конечно, если Вы думаете, что издание стенограммы отдельной брошюркой полезно, то сделайте это. Я лично думаю, что вряд ли. Весь горком приветствует тебя.

Итак, с первого я в отпуску. Тогда напишу тебе огромнейшее письмо. Целую новеллу.

Павка Корчагин не забывает и никогда не забудет исторического заседания губкома.

Есть несчастные люди, обиженные природой, которые не знают, что жизнь прекрасна. Счастье, что я не принадлежу к этой категории дефективных.

Приехал кинодраматург, развеселый парнишка.

В основном мы решили писать сценарий по первой части «Как закалялась сталь» и закончить картину появлением Павки на трибуне собрания со словами: «Разве я мог умереть в такое время?» Статья о посещении Петровского написана его секретарем — Дубинским. За стиль статьи я не ответственен. Он написал, будто я сказал: «Я хочу создать фильм, подобный Чапаеву». Это неверно. Я крепко зачеркнул эту строку и написал, как было. Что делать! Видимо, еще не раз будут искажения моих слов. Такова уж, видимо, судьба.

Твоих писем ожидаю каждый день, хотя знаю, что это бессовестно, и не по-товарищески, и эгоистично. Но факт — упрямая вещь. Я забываю, какая груда гранок высится на твоем столе, забываю, что ты теперь одна, так же как и ты забываешь, что я не совсем атлет. И это хорошо.

Однако довольно. Ты это письмо никому не показывай. Оно до того сумбурно, что никто не поверит в мои композиционные таланты.

Крепко жму твою руку.

Привет Андрею.

Николай.

29/V-35 г.

Сочи, Ореховая, 47.

228 С. С. Динамову

29 мая 1935 года, Сочи

Редакции журнала «Интернациональная литература».

Дорогой товарищ Динамов!

Посылаю Вам копии своего ответа литературному агентству, предложившему мне заключить договор на издание романа «Как закалялась сталь» на иностранных языках за границей.

Я в этих делах новичок и, как член партии, вообще не считаю себя вправе что-либо делать без санкции партгруппы президиума ССП и Вашего совета.

Напишите мне, что Вы знаете об этом агентстве и как вообще коммунисты-писатели поступают в таких делах.

Я очень прошу написать мне что-либо о переводе «Как закалялась сталь» в Вашем журнале. Когда Вы думаете это сделать? Будут ли это отрывки из книги, или роман целиком? Или роман в сокращенном виде. Все это меня чрезвычайно интересует.

С нетерпением буду ждать Вашего ответа.

Крепко жму Вашу руку.

С коммунистическим приветом!

Н. Островский.

Сочи, 29/V-35 г.

229 А. А. Жигиревой

31 мая 1935 года, Сочи.

Сегодня последний день работы. Завтра отпуск. Все мое литературное хозяйство приведено в порядок. Пишу письма своим друзьям. Мне запрещено заниматься серьезными делами весь этот месяц. Я обязан отдохнуть «душой и телом».

Пусть не удивляет отсутствие моих писем за этот период. Я хочу получать их много, но писать буду мало.

Крайком прислал мне великолепный радиоприемник. Вся Европа у меня в комнате.

Итак, жду писем обо всем и обо всех.

Крепко жму руку.

Н. Островский.

31/V-35 г.

Сочи, Ореховая, 47.

230 А. Д. Солдатову

3 июня 1935 года, Сочи.

Дорогой Толюшка!

Вот уже третий день моего отпуска. Целые дни в саду, с лица сметена бледность — загорел. Надеюсь стать красивым парнем, на большой.

Просто не верится, что я могу лежать и ничего не делать путного.

Даже газеты просматриваю вскользь. Вот когда необходимо твое, братишка, соседство. Ведь я свободен, и мы спели бы наши любимые заветные песенки, и поиграл бы ты мне, как в былые дни. Эту задушевную штуку не с кем проделать, несмотря на то что народу ходит очень много. Я остро ощущаю твое отсутствие.