Том 3. Письма 1924-1936

Не успел остыть паровоз, привезший меня в Сочи, как первое, что я узнал — это отголоски твоей провокации злосчастной Розы. В провокации ты стал настолько искусен, как настоящий артист. Скоро твои друзья перестанут верить тебе даже тогда, когда будешь говорить правду. Прочел бы ты письмо Розы! Сколько в нем вопросов, вызванных вашей коллективной провокацией. И я все это должен расхлебывать. Потом вести из Москвы. Оказывается, вы поколотили Раю перед отъездом. Ведь это возмутительная вещь! Но Муся и в Москве остался верен себе, как всегда опоздал. Когда Рая написала мне о поведении кондуктора, то мне вспомнился 25-й год. Слушай, Петя: обстоятельства в Москве сложились так, что я не мог остаться с тобой наедине и переговорить о многом. Например: я ничего не знаю о твоей подруге. Самые элементарные правила дружбы обязывают тебя познакомить кратко с твоим товарищем. Где это видано, чтобы о совершившемся факте я узнавал стороной. Поэтому я жду от тебя, что расскажешь о своей подруге, а также сядь, дружок, да подумай хорошенько о следующем, о ее приезде в Сочи полечиться к нам (я не знаю ее имени). Только небольшие сведения, которые дают мне друзья о ней. В Сочи обстановка сложилась не так сурово, как я ожидал. Моя старушка серьезно больна сердцем, не все же имеет силенки двигаться. Остальное все, как у всех. Единственная предстоящая новость — это то, что меня будут основательно чистить. В Сочи жить нельзя, чтобы не попадать в чистку.

Знаешь ли ты, что я уехал из Москвы с диагнозом психостении? Здесь все это рассеивается. Но все же осталось еще много, чтобы иметь свежую голову. В одном я не могу обвинить тебя — это то, что ты забываешь писать друзьям. К сожалению, у нас это качество отсутствует.

Если ты читал статью Киселева в «Известиях», то увидишь, что атака на ЦК, о которой я говорил Мусе, начинается. Это пока разведка.

К партсъезду выступления разношерстных группировок, во главе с правыми и «прищемленными», будут сильнее.

В следующих письмах я сообщу о всех новостях, которые у меня будут. Пока я прихожу в себя от тяжелого 8-месячного периода.

Крепко жму твои руки.

Николай.

Я просил бы тебя прочесть мое письмо подруге, причем предупреждаю тебя, что если ты в дальнейшем будешь отмалчиваться, то эфир наполнится позывными, — длина волны не менее 1500 метров.

Сочи, 16/5 — 30 г.

52 А. А. Жигиревой

1 июня 1930 года. Сочи.

Милая Шурочка!

Ты все молчишь. Что у тебя происходит? В Мацесте лечится Чернокозов. Получил от него письмо. Пошлю к нему маму, и она узнает, как он прожил год. Получил из Ялты от Панькова письмо, его адрес: Крым, Ливадия, корпус 128. Приехал из Берлина, пишет, заграница мало дала. От Ольги Войцеховской получаю письма, написал ей. Она собирается приехать в этом году в Сочи лечиться. Всех их я спрашивал о тебе, и никто ничего не знает. Значит, ты никому не пишешь, Шурочка. Если ты абсолютно не имеешь времени, то поручи это товарищу Ольге, пусть напишет хоть краткую информацию. Где же это видано, так долго молчать.

О себе не пишу. У меня ничего особенного нет. Все еще не пришел в себя после операции. Насчет моего лечения в Мацесте, видно, ничего не получится. Все новые, старое руководство вымели метлой, а новые товарищи меня не знают, и потому не думаю начинать (санаторной волынки).

Еще хуже, местные лентяи из Окпроверкома отказались по ленности меня проверить, чем поставили меня вне партии. (После партсъезда непроверенный механически выбывает из партии.) Правда, все это юридические вещи. Партии, конечно, мало пользы от меня. Конечно, отобрав партбилет, меня не оторвут от партии, дело не в этом, но как надоедает такое лен-тяйство и невольно заставляет волноваться, а я ведь привез из Москвы тяжелую форму психостении и всеми силами стараюсь от нее отделаться. Милая Шурочка! Я ожидаю все от тебя письма.

Крепко жму твои руки.

Н. Островский.

P. S. Привет товарищу Ольге и сыну.

1/VI — 30 г.

53 А. А. Жигиревой

20 июня 1930 года, Сочи.

Милая Шурочка!

Наконец-то получил от тебя письмо, а я уже дал директивы одному тов[арищу], едущему в Ленинград, разыскать тебя во что бы то ни стало и узнать, что с тобой творится. Отвечаю на твои вопросы. Был у меня несколько раз Чернокозов, работает он в Грозном, пред[седателем профсоюза] горняков области, адрес его: Грозный, проспект Революции, дом 53, кв. 17. Жинка его очень хворает, лежит в больнице от сердца.

Перспективы моего лечения в Мацесте очень туманны, вернее их нет. Лежу помаленьку, борюсь со своей психостенией и не могу ее выгнать из башки, и поэтому мое письмо будет не особенно складное. Партпроверку я не прошел из-за проверкомовских ребят, из-за [их] лени. Обратился в ЦКК, и [мне] сказали, что это дело можно сделать в Москве. По теории, больных ребят не гоняют из партии. Единственный мой друг Берсенев лежит в санатории, а с новыми ребятами ни с кем не связан. Мать едва двигается, сердце одолело. Очень жаль, что мы с тобой не увидимся в этом году.

Ну пока всего. Жму твои руки.