Том 3. Письма 1924-1936

Все врачи мне твердят, что Мацеста мне нужна именно после операции, будет происходить рассасывание солей в суставах, у меня ненормальное количество кальция в крови вместо. [Дальше неразборчиво. — Ред.]

После операции начал успокаиваться процесс в глазах — скоро месяц, а [они] ни разу не болели. Было бы хорошо, если б успокоились, тогда Авербах сделал бы операцию.

Шурочка, почему ты молчишь, что у тебя?

Я знаю про все твои волнения. Но ведь вся жизнь такая.

Будем ожидать от тебя хоть коротенькой записки.

Скажи, Шура, разве мы не встретимся в этом году?

Раек работает на той же фабрике. Дали ей еще одну нагрузку — заведовать передвижной библиотекой. Я так много забираю у нее времени, что она не в силах везде поспеть.

Ее переводят скоро в члены ВКП(б).

Много хотелось бы тебе написать, но нет сил. Слеп я, Шурочка. Привет твоим друзьям.

Крепко жмем твои руки.

Николай и Рая.

22 апреля 1930 г.

50 Р. Б. Ляхович

30 апреля 1930 года, Москва.

Дорогой тов. Розочка!

Хотя сил нет, но берусь за карандаш. У меня вообще хватает горя, и еще одно горе — вас не будет. Я вас так ожидал. Ведь не надо же горы писем писать, чтобы доказать факт крепкой дружбы, нас всех соединяющей. Точка — экономлю силы. Итак, я, получив еще один удар по голове, инстинктивно выставляю руку, ожидаю очередного, так как я, как только покинул Сочи, стал учебной мишенью для боксеров разного вида; говорю — мишенью потому, что только получаю, а ответить не могу. Не хочу писать о прошлом, об операции и всей сумме физических лихорадок. Это уже прошлое. Я стал суровее, старше и, как ни странно, еще мужественнее, видно, потому, что подхожу ближе к конечному пункту борьбы.

Профессора-невропатологи установили категорически — у меня высшая форма психостении. Это верно. Восемь жутких месяцев дали это. Ясно одно, Розочка, нужна немедленная передвижка, покой и родное окружение. Что значит родное? Это значит — мать, Рая, Роза, Петя, Муся, Берсенев, Шура, Митя Островский и Митя Хоруженко. В общем, те люди, в неподдельной дружбе которых я убежден. Точка. Тяжелый, жуткий этап пройден.

Из него я выбрался, сохранив самое дорогое — это светлую голову, неразрушенное динамо, это же каленное сталью большевистское сердечко, но исчерпав до 99% физические силы.

Вот это письмо я пишу целый день. Я должен уехать в Сочи немедленно еще потому, что здесь я нахожусь по 16 часов один. И в том состоянии, в каком я нахожусь, [это] приведет к катастрофе. Раек тратит все свои силы в этом завороженном круге — она спит четыре часа максимум в сутки. Точка.

Горячо приветствую установку на Москву (ведь я здесь буду жить, конечно, если доживу). Работу здесь всегда получишь — кризис на вас. В отношении КП(б)У — об этом я еще буду говорить с тобой. А как совет тебе вообще, на это стремление отвечаю глубоко утвердительно. Истина для меня, что раз не большевик, значит — весь человек не боец передовых цепей наступающего пролетариата, а тыловой работник. Это не отношу только к фронтовикам 1917–1920. Ясно? Нет 100%-[ного] строителя новой жизни без партбилета железной большевистской партии Ленина, без этого жизнь тускла. Как можно жить вне партии в такой великий, невиданный период? Пусть поздно, пусть после боев, но бои еще будут. В чем же радость жизни вне ВКП(б)? Ни семья, ни любовь — ничто не дает сознания наполненной жизни. Семья — это несколько человек, любовь — это один человек, а партия — это 1 600 000. Жить только для семьи — это животный эгоизм, жить для одного человека — низость, жить только для себя — позор. Двигай, Роза, и хоть, может, будут бить, иногда и больно ударять будут, держи штурвал в ВКП(б). Заполнится твоя жизнь, будет цель, будет для чего жить. Но это трудно, запомни, для этого надо много работать. Точка.

Смотри насчет здоровья. Если сорвешь здоровье, сорвешь все, всю жизнь — смотри на меня: у меня есть все, о чем ты мечтаешь, но нет сил — и нет ничего. Дальше. Мы обязательно встретимся. Отпуск проведешь у нас, в своей второй семье. Если рискуешь стать нетрудоспособной, бросай все немедленно и ремонтируй незаменимое ничем богатство бойца — здоровье. Привет с 1 Мая. Привет всем.

Николай Островский.

Москва, 30 апреля 1930 г.

51 П. Н. Новикову

16 мая 1930 года, Сочи.

Милый Петя!