В первых числах ноября в домике дяди Гриценко, где теперь жили Дубинины, дрогнули стекла, звякнула посуда. Тяжелые удары, глухие и как будто вязкие, донеслись со стороны Камыш-Буруна.
Дядя Гриценко вернулся к ночи из каменоломен бледный, озабоченный. Он долго выковыривал из ушей известковые крошки. Потом тихо подозвал к себе Ваню и Володю:
– Ну, хлопцы, будьте наизготовке. Немец к Камыш-Буруну подходит, не сегодня-завтра вниз подаемся. Так чтоб все было у вас в полной исправности. Чтоб как будет приказ, так раз – и там. И никуда без моего на то разрешения не отлучаться.
Володя и Ваня, которых сейчас еще не пускали в каменоломни, целые дни проводили на шахтном дворе, помогая взрослым: выгружали продовольствие, ящики с патронами, мешки с мукой, тащили в клеть матрацы, подкатывали бочки. Мальчикам нравилось, что дело обставляется так хозяйственно. Чего только не спускали под землю через боковые штольни! Чьи-то сундуки, баян в чехле, одеяла, связанные кипами, шкафы… Но больше всего, конечно, ребята были довольны, когда, отогнав их подальше от главного ствола, шахтеры-камнерезы опускали вниз какие-то тяжелые, тщательно прикрытые брезентом или плащ-палатками предметы, в которых разве только совсем ничего не смыслящий в военном деле человек не угадал бы пулеметов.
Иногда из недр каменоломен поднимался наверх Зябрев. Мальчики, еще издали узнавая его большую и ладную фигуру, бросались навстречу, и командир на ходу подмигивал им своим веселым черным глазом из-под круто взлетавшей длинной брови:
– Гей, пионеры! Действуете?
– Товарищ командир, – тихонько спрашивал у него Володя, – мы скоро вниз полезем?
– Не лезь поперед батьки в пекло, – отшучивался командир. – Еще насидимся внизу, и наверх попросишься.
– Ни за что в жизни не попрошусь!
– Ну и глупо сделаешь. Я лично там всю жизнь сидеть не собираюсь.
И командир шел к маленькой зеленой «эмке», издали крича шоферу:
– Емелин, давай в город скатаем! В горком меня забрось, к товарищу Сироте.
С моря стали наползать холодные, плотные, как мокрый войлок, туманы. Они заплывали в долины, скрывали окрестные возвышенности, и казалось, что пространство, оставшееся для жизни, с каждым днем становилось все теснее, все уже. За туманом немолчно грохотали орудия. Звуки войны становились все явственнее, приближались…
Шестого ноября дядя Гриценко, уходя утром в каменоломни, вынул из нижнего ящика комода свернутый красный флаг и велел Ване влезть на крышу.
– Вовка, ты ему тоже подсоби. Прилаживайте, ребята, покрепче. Завтра праздник. Нехай люди видят… Да повыше, хлопцы, чтобы издали горело! Чтобы помнили, как поселок наш кличут: Краснопартизанский! С того самого девятнадцатого года. И во веки веков!
Володя и Ваня подняли над черепичной крышей домика шест с флагом. Сверху хорошо был виден весь поселок, и мальчики заметили, как там и здесь над крышами Старого Карантина стали появляться красные праздничные флаги. Море дышало тяжким туманом, словно за крутыми берегами закипало какое-то варево. Стена тумана, поднимавшаяся за Камыш-Буруном, закрывала все окрестности, но за этой стеной слышались выстрелы, орудийные залпы, доносилось татаканье пулемета, сухой стук автоматов. Иногда что-то со свистом проносилось над головой по направлению к городу, и вскоре оттуда немедленно перекатывался над всей округой бухающий удар.
А над белыми домиками Старого Карантина ветер трепал яркие алые флаги, и люди негромко, но многозначительно и с доброй надеждой в голосе поздравляли друг друга:
– Флаги-то играют…
– С наступающим праздником!..
– Эх, не так, думалось, праздник встречать будем! Ведь двадцать четвертая годовщина…
– Немчура проклятый! Навязался на нас, погубил нашу мирную жизнь!
– А флажки-то, глянь, развеваются…
– Которые потрусливее, те без флагов сидят, схоронились за ставенками.
– Да много ли таких? Раз-два и обчелся. Я сейчас шел по поселку, так везде флаги колыхают.
К вечеру два разведчика отряда, Важенин и Шустов, вернулись из Камыш-Буруна. У входа главного ствола каменоломен их встретил стоявший тут на посту с винтовкой Гриценко.
– Что нового-хорошего принесли, разведчики?
– Нового немного, хорошего еще меньше, – отвечал Важенин.
– Немцев у Камыш-Буруна не видать?
– И видать и слыхать, – мрачно бросил разведчик.
– В Эльтигене уже. Наши там заслон сделали. Задержали немного, – объяснял пожилой разведчик Шустов. – Они, вишь, на Керчь рвутся. Объявили уже, нахвастались, что к завтрашнему дню там будут. Дескать, хох, к годовщине Октябрьской революции германская армия заняла город Керчь, один из крупнейших промышленных центров Крыма… И тому подобное. Видели мы их листовки. Знаем. Ну, наши-то им этого пирога к празднику и куснуть не дадут. Только у них тут, в этом месте, скопление сил большое, да автоматы у каждого.
– И танков хватает, – заметил Важенин.
– Командир здесь? – спросил у Гриценко Шустов.
– Вниз ушел, в штаб.
Оба разведчика двинулись к стволу шахты, где ходила клеть.