Читаем Том 2: Театр полностью

Голос Мерлина. Джинифер, ко мне на плечи, ап! Верхом. верхом, садись давай.

Мерлин (тихо и яростно Лже-Королеве). Ларец был закрыт. Это все ты, кто же еще! Я уверен!

Лже-Королева (так же). Хозяин, хозяин, такие слова и кому ― мне!

Голос Гавейна. Хозяин, хозяин, держите покрепче! Сдается мне, путь наш лежит по таким местам, где кувырнуться было бы нежелательно.

Во время последующей сцены за кулисами проигрывается финальная сцена первого акта.

Мерлин. Как ты, наверное, догадываешься, предавать меня — дорогое удовольствие.

Лже-Королева (уворачивается от Мерлина, отскакивая то вправо, то влево). Они же все про нас знают, будьте же благоразумны, не трогайте меня, ну какой с меня спрос! Когда корабль идет ко дну, тут уж спасайся, кто может! Для вашего же блага все…

Мерлин. Для моего, значит, блага ты открыл ларец! Для моего блага забыл мел! Для моего блага выдал место возвращения!

Лже-Королева. Да, да, да! Чтоб они убрались отсюда, а вам пришлось волей-неволей сматывать удочки. Я гроша ломаного не дам за вашу шкуру. Смените обстановку! Заберите меня отсюда! Вернемся к Моргане, моей крестной, она мне обещала белую кошечку ростом с орешек. И будет у меня белая кошечка… Хозяин, хозяин, не надо возвращаться к Артуру.

Мерлин. Хватит! (Прислушивается.)

Голос Мерлина.

Сквозь преграды, за пределы,Конь-не конь, давай, пошел!

Голос Гавейна.

Заяц, заяц, заяц белый,Черный петел и козел.

Голоса смолкают.

Мерлин. Они уже далеко. Можешь гордиться своей работой. Вот твоя благодарность за то, что я спас тебя от Клингсора!

Лже-Королева (хнычет). Странный вы какой-то, хозяин. Я, что ли, виноват, что вы не хотите смотреть фактам в лисо, что вы втравливаете нас обоих в сложные ситуасии, спесально лезете на рожон!

Мерлин. Поздравляю, ты делаешь успехи.

Лже-Королева. Кончится тем, что я взбунтуюсь. Сколько раз я вам говорил, что это безумие — навешивать на меня эти покрывала и юбки, что я никогда не сумею к ним приспособиться.

Мерлин. Ты напился.

Лже-Королева. Я напился? Естественно, напился. Я был в панике и не знал, как себя держать. Ланселот не дурак. Вы думаете, вы один все знаете, все понимаете, вы один…

Мерлин (обходя столик). Я верну тебя Клингсору. Сам помогу ему засунуть тебя в бутылку.

Лже-Королева. Прежде избавьте меня от этой проклятой личины…

Мерлин. Это уж ты сам давай, голубчик, раз я старею и ни на что больше не гожусь.

Лже-Королева (умоляюще складывает руки). Не сердитесь. Я пошутил. Ну я вас умоляю. Умоляю, смилуйтесь. Избавьте меня от этой личины.

Мерлин. Да уж придется… Разве что, может, запереть тебя на место Гавейна. Ты это заслужил.

Лже-Королева. Запереть вашу правую руку, вашего раба! Вашего сына!

Мерлин (смотрит в окно). Лошади!

Лже-Королева. Что лошади?

Мерлин. Галахад! Забирая свою, он отвязал остальных. Это был наш последний шанс, единственная возможность успеть вовремя.

Лже-Королева. И чтобы потом нас выгнали.

Мерлин. Или королеву.

Лже-Королева. Что же делать? Где мой араб?

Мерлин. Там же, где и прочие. Белый Доспех отрезал нам путь к отступлению.

Лже-Королева. Вот видите, хозяин. Судьба против нас. Переселяйтесь в другое место. Разве вы не выжали Камелот, как лимон?

Мерлин. Я хочу отомстить.

Лже-Королева. Ах, какие нехорошие слова! Вы, такой добрый, такой благородный, такой справедливый…

Мерлин. Я не намерен терпеть твои сарказмы. А ну, марш! Будь любезен сбегать за лошадьми и поймать пару. Выбора у нас нет.

Лже-Королева. Сбегать за лошадьми? Не слабо! Прежде надо бы снять с меня эти фальшивые юбки и вернуть мне мои ноги и мои пятнадцать лет.

Мерлин. Все уши мне прожужжал этими юбками. Получишь свои ноги, когда поймаешь лошадей.

Лже-Королева. Хозяин, хозяин, клянусь вам…

Мерлин. Ты не стоишь того, чтоб я еще тобой занимался.

Лже-Королева. А кто поймает лошадей?

Мерлин. Берегись!

Лже-Королева. Я ничего не сказал. Я буду паинькой. Правда, правда… умником-разумником. Превратите меня в Джинифера, и я вам поймаю лошадей.

Мерлин (засучивая рукава). Тогда поспешим. Придвинь два стула. (Лже-Королева повинуется.) Поставь рядом. Да не так, бестолочь, вот так! (Ставит их посреди комнаты лицом к публике, с небольшим промежутком.) Ложись сверху. Нет. Ничком.

Лже-Королева. Вы только поаккуратней.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги