Читаем Том 2: Театр полностью

Король (вскакивает, ударяет кулаком по столу). Хватает же дерзости! Доброта оглупляет и дает оружие тем, кто должен бы просить пощады. Я не дамся в обман. Я хочу все знать и узнаю. А раз вы отказываетесь отвечать, я призову к ответу Ланселота. И мне не придется долго ждать. Не сомневаюсь, он прячется где-то недалеко от вас. Ждет подходящего момента, чтоб вернуться и воспользоваться этой вашей пресловутой сонливостью и беспробудным сном доверия, в который он сумел погрузить меня, чтоб обокрасть, — может быть, тому уж семнадцать лет! Что осталось мне чистого? И разве не может оказаться, что Бландина… что Саграмур… (ударяет себя по лбу), а Гавейн? Что если Гавейн — сообщник? «Дядюшки нету дома, приходите, дядюшка уехал». «Берегитесь, дядюшка идет». А! нет, нет, нет! Не могу больше, это слишком, слишком больно, звери вы! звери!

Королева. Вы сходите с ума.

Король. Предатель… он скоро придет. Я чувствую. Я уверен. Я знаю, он где-то прячется, а вы обдумываете, как подать ему знак.

Королева. Ланселот в Черном Замке со всеми остальными. Вы это прекрасно знаете. Как и то, что они вернутся все вместе. Вы сходите с ума.

Король. А если я отвечу на хитрость хитростью, на предательство — предательством? А если я продиктую вам вот такую записку: «Ланселот, поднимись в мои покои. Я буду одна. Подойди к кровати и трижды повтори: Гиневра, любовь моя». Что если я попрошу вас повесить эту записку на входных дверях, и лягу на ваше место, и встречу Ланселота?

Королева (улыбаясь). Будь по-вашему. Я напишу эту записку, повешу ее на дверях и уступлю вам свою спальню. В обмен на вашу. Ланселот в Черном Замке, в погоне за великим приключением. Чего я хочу, так это лечь. Я совсем засыпаю.

Король. Вы не желаете принимать дело всерьез, полагая, что я отступлюсь от своего намерения, что оно покажется мне глупостью. Тут-то вы и ошибаетесь. (Подает ей пергамент, перо и чернильницу.) Пишите.

Королева (пожимает плечами). Как вам будет угодно, лишь бы записка была не слишком длинная и поутру не попалась на глаза челяди.

Король. Если вы невинны, вам нечего опасаться за свое доброе имя. Письмо обнаружит Ланселот или я сам заберу. Диктую: «Ланселот, поднимись в мои покои. Я буду одна. Заходи потихоньку. Подойди к кровати и трижды повтори: Гиневра, любовь моя».

Королева. И подпись. (Насмешливо.) Очень хитроумная ловушка.

Король. Попытка не пытка. Если дичь попадется, ловушка себя оправдает.

Королева. Бедный Ланселот.

Король. Смейтесь, мадам, смейтесь. Я больше не слушаю. Я слушаюсь инстинкта, который указывает мне путь. Если Ланселот — обманщик, ему ничего не стоит замести следы и продолжить комедию. Только внезапность позволит мне узнать о моем горе. И горе ему, если он вас обличит.

Королева. Он далеко.

Король. От души ему этого желаю.

Королева (у двери). Могу я пойти спать после того, как повешу вашу записку?

Король. Ступайте, мадам. (Спохватывается.) Гиневра…

Королева. Сир?

Король. Еще раз, самый последний: неужели вы так и откажетесь мне ответить, откажете в ясном, прямом ответе, в ответе, который вас оправдает? Я поверю вам, Гиневра. Поверю на слово, обещаю.

Королева (в дверях). Бесполезно. Между нами уже ничто не уладится. Можете гордиться содеянным. Мне нечего ответить.

Король(теряя всякое самообладание). Тем хуже для вас, я сломлю ваше сопротивление. Вы вздумали со мной тягаться, вы считаете меня старым, слабым, вы меня презираете, вы оскорбляете короля. Вы у меня поплатитесь за свое несносное упрямство, я сломлю его, сломлю, сломлю вас.

Тут королева оборачивается на голос Бландины.

Бланлина (за сценой). Что случилось?

Она входит в длинной ночной рубахе.

Король (смущенно). Бландина, родная…

Бланлина. Что случилось? Мне не спалось. Я слышала шаги, кто-то ходил туда-сюда, а потом мне показалось, что кто-то кричит. Как будто отец. Я испугалась.

Король. Ничего страшного. (Королеве.) Ступайте, Гиневра, и возвращайтесь за Бландиной. (Бландине.) Твоей матери надо тут кое за чем сходить. (Закрывает за ней дверь.)

Бландина. Отец, отец! Вы смотрите так страшно.

Король. Этот поход всех нас вывел из равновесия. Твоя мать успокаивала меня, я — ее…

Бландина. Отец, они ведь не насовсем уехали, скажите, они ведь скоро вернутся?

Король. Я втайне устроил так, чтоб они вернулись и предоставили Галахаду одному продолжать поиски Грааля.

Бландина. Однако великое приключение, может статься, спасло бы Гавейна? Удалило бы от дурных привычек? Саграмур говорит, он был великолепен, отважный такой — а вы как думаете?

Король. Там видно будет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги