Ра, видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде,Созерцающий свой сон и себяВ мышонке, тихо ворующем болотный злак,В молодом лягушонке, надувшем белые пузыри в знак мужества,В траве зеленой, порезавшей красным почерком стан у девушки, согнутой с серпом,Собиравшей осоку для топлива и дома,В струях рыб, волнующих травы, пускающих кверху пузырьки,Окруженный Волгой глаз,Ра, продолженный в тысяче зверей и растений,Ра, дерево с живыми, бегающими и думающими листами, испускающими шорохи, стоны.Волга глаз,Тысячи очей смотрят на него, тысячи зир и зин.И Разин,Мывший ноги,Поднял голову и долго смотрел на Ра,Так что тугая шея покраснела узкой чертой.
Темно-зеленые, золотоокие всюду сады,Сады Энзели.Это растут портахалы,Это нарынчиЗолотою росою осыпалиЧерные ветки и сучья.Хинное деревоС корой голубойПокрыто улитками.А в Баку нет нарынчей.Есть остров Наргинь,Отчего стала противноюРыба морская, белуга или сомы.О сумасшедших водолазахЯ помню рассказыПод небом испуганных глаз.Тихо. Темно.Синее небо.Цыганское солнышко всходит,Сияя на небе молочном.Бочонок джи-джиПронес армянин,Кем-то нанят.Братва, обнимаясь, горланит:«Свадьбу новую справляетОн, веселый и хмельной.Свадьбу новую справляетОн, веселый и хмельной».Так до утра.Пения молкнут раскаты.– Слушай, годок, «Троцкий» пришел.«Троцкого» слышен гудок.Утро. Спали, храпели.А берега волны бились и пели.Утро. Ворона летитИ курским соловьемС вершины портахалаПоет родной России «Ка»,Вся надрываясь хриплою грудью.На родине, на севере ееЗовут каргою.Я помню, дикий калмыкВолжской степиМне с сердцем говорил:«Давай такие деньги,Чтоб была на них карга».Ноги, усталые в Харькове,Покрытые ранами Баку,Высмеянные уличными детьми и девицами,Вымыть в зеленых водах Ирана,В каменных водоемах,Где плавают красные до огняЗолотые рыбы и отразились плодовые деревьяРучным бесконечным стадом.Отрубить в ущелье ЗоргамаТемные волосы Харькова,Дона и Баку,Темные вольные волосы,Полные мысли и воли.