Поэт не хотел больше жить в рабской стране, бросился в реку и утонул в ней. Долго жители реки, которые любили справедливого человека, искали труп Цюй-Юаня, но так и не нашли его. У поэта осталась четырнадцатилетняя дочь. Когда все поиски оказались напрасными, она по примеру отца бросилась в реку и утонула в ней. Через несколько дней жители нашли на берегу два трупа вместе: мертвая дочь держала в руках мертвого отца.
Оба трупа были с почетом похоронены как раз здесь, в Чжень-Цзяне. И теперь каждый год в пятый день пятой луны, то есть 5 мая, в тот же день, когда поэт Цюй-Юань бросился в реку, народ празднует праздник Драконов.
Сяо жадно слушает каждое слово Ван-Вея и, конечно, верит всему этому, хотя в этой народной китайской легенде больше выдумки, чем правды.
Едва кончил Ван-Вей свой рассказ, как со стороны города послышался сильный шум, и вскоре на набережную с маленьких переулочков выступила громадная толпа людей. Над толпой развевались красные флаги, знамена.
– Это кули, китайские рабочие, студенты и городская беднота празднуют по-своему праздник Драконов. У них сегодня свой рабочий праздник – 1 мая, – объяснил бывалый Ван-Вей речным людям.
С лодок хорошо видно, что делается на берегу. Вот толпа разом грянула песню. Песня новая, какую еще не слышали речные люди: в этой песне рабочий люд проклинает врагов китайского народа – «белых дьяволов» – иностранцев и генералов.
Маленький Сяо дрожит. Взрослым жутко. Насторожились на лодках: что будет?!
«Как люди могут петь такие песни? – не понимает Сяо. – Ведь вот стоят иностранные суда со страшными пушками, обращенными на город. А в городе, должно быть, много солдат, которые служат у генералов!»
И только Сяо подумал о солдатах, как с другой стороны набережной, с таких же маленьких переулочков, быстро-быстро, один за другим, цепями выбежали полицейские, а за ними солдаты. В руках у них – ружья.
На реке тревога – как перед грозой. На джонках наспех разворачиваются паруса. На шампунках люди бросаются к веслам.
Трах… рах! – на берегу раздались первые выстрелы. Как испуганные стаи птиц, вверх и вниз по реке понеслись тысячи лодок. Мирные речные люди уплывали подальше от выстрелов, от пуль, оберегая свои семьи.
И среди этих лодок рядом плыли шампунки Ван-Вея и Ку Юн-суна. Ку-Сяо было так обидно, так досадно: ему ведь хотелось увидеть настоящую войну. Войну людей с красными флагами и солдат, вооруженных настоящими ружьями.
Ку-Сяо так и не удалось увидеть настоящую войну.
Не удалось ему посмотреть и на гонки разукрашенных лодок. Отец отплыл далеко-далеко вверх по течению, и обе лодки остановились у обычной речной стоянки лодок, близ небольшой деревушки Хон-Да.
Одно было развлечение Ку-Сяо: смотреть на пловучие пашни.
Такие пашни, кроме Китая, во всем мире не увидишь.
Люди, у которых нет земли, устраивают на реке большие плетеные плоты. Эти плоты покрыты толстым слоем ила и земли, и на них сажают хлебные зерна.
Плоты выстроились в длинный ряд. С них брошены в воду тяжелые якоря, чтобы «поле» не унес ветер.
Сяо смотрит, как полуголые люди в лохмотьях возятся на своих водяных пловучих пашнях.
«Вот бы хорошо нам такое поле!» – думает китайчонок.
Ведь только что уплыл Ван-Вей, и в лодке опять наступил голод. С каждым днем все хуже и хуже. Отец и старшие дети с раннего утра до позднего вечера удили рыбу. Мать с малыми ребятами вылавливали из воды большими шестами арбузные корки, бананную шелуху. Иногда удается нацепить на шест и трупы маленьких животных или выброшенные с берега гнилые овощи. Этими подаяниями реки и кормились речные люди.
Как-то однажды, проснувшись ночью в своих лохмотьях, Сяо услышал странный разговор.
– Надо раздать детей: продать Ку-Ню; за нее дадут хорошие деньги: таэлей (рублей) двадцать. А Сяо можно подбросить к какой-нибудь богатой деревне. Он не умрет с голоду: его подберут, – говорил хриплым голосом отец.
– Я не отдам своих детей, – рыдала мать.
– Ну, тогда мы все сдохнем с голоду вместе с твоими детьми. Куда мне столько ртов! Сяо будет лучше. Его научат какому-нибудь делу, и он не будет влачить проклятую жизнь речных людей.
– Не отдам… не отдам… не отдам! – захлебывалась мать в слезах.
Всю ночь ворочался неспокойно в куче тряпья маленький китайчонок и никак не мог сомкнуть глаза…
Через полмесяца голодная семья распрощалась с Ку-Ней: девушку продали на шанхайскую шелкопрядильную фабрику за 25 серебряных таэлей.
Каждый день совещалась семья: куда употребить такую уйму денег.
Наконец Ку Юн-сун объявил семье: завтра он вместе с Сяо сойдет на берег, чтобы в ближайшей большой деревне купить рыболовную сеть.
Небывалой радостью забилось сердце мальчика: Сяо, рожденный на воде, ни разу еще не ступал на землю.
На другой день лодка причалила к берегу близ «пловучих пашен». Маленький Сяо спрыгнул вслед за отцом на зеленый берег, как раз у большого камня, похожего на черепаху.
Земля! Китайчонку было так чудно, так забавно стоять на неподвижной земле. Ведь он и вынянчен-то на волнах, в лодке, как в люльке. С непривычки даже закружилась голова.