Медленно, словно в рапиде, Спаситель обернулся. Из глубины иконы на Зямзикова смотрели добрые, немного усталые глаза куратора Миши.
— Эх, Викентий! — вздохнул Миша. — Мы тебе доверяли, деньги тебе давали. Думали, ты — наш. А ты в душе оказался гнилой, на прежнего хозяина за спиной у нас работал. Поддерживал с ним сношения через камень, начиненный электронной аппаратурой.
Зямзиков обернулся: на месте магнитолы лежал оплавившийся серый булыжник, над которым витал запах сгоревшей проводки.
— С предателями у нас, сам знаешь, разговор короткий, — подвел итог Миша.
— Господи! — взвыл Викентий. — Я же от Него отрекся.
— За бабки не отрекаются, — хмыкнул Миша. — За бабки предают.
— Убей Машку, и мы тебе снова поверим, — упрямо прошипел булыжник.
— Увы, — вздохнул Миша. — Товарищ абсолютно прав.
— Нееет! — заскулил Викентий. — Он лжет! Он стравить нас хочет! Это же наш враг!
— Все зависит от обстоятельств, — объяснил Миша. — В большинстве случаев мы согласуем свои операции с коллегой. Несмотря на отдельные расхождения, у нас много и общего. Это помогает нам в работе с двойными агентами. К тому же — бабки вчера у меня брал? Теперь отрабатывай…
— А мы уж постараемся все уладить, — прошипел Голос. — и с покемонами, и сайтом, и с возвращением на Родину.
Викентий стоял на коленях, крупные слезы стекали по его щетинистым ланитам. Не имело смысла отрицать очевидное — его загнали в угол. И был готов на что угодно лишь бы не слышать этих жестоких слов, не видеть ползущих по стенам загадочных надписей, не чувствовать ознобной кожей, как неутомимо вгрызаются в стекло мириады острых коготков. В голове нестерпимо звенело — видимо, вследствие нехватки кислорода. Тяжелое свинцовое тело тянуло голову вниз. Викентий старался удержать ее на приличной высоте, но ему было страшно, что шея может не выдержать и порваться.
Машинально Зямзиков схватился за сердце, чтобы хотя бы оно не провалилось в бездну вслед за туловищем, и тут его пальцы наткнулись на рукоятку кинжала.
И в тот же миг все вокруг чудесно переменилось. Монотонно тарахтел холодильник, журчала в бачке вода, молча стояла на стиральной машине китайская магнитола, сгоревшая еще на прошлой неделе. За квадратным окном кубической кухни простирался обыкновенный пыльный московский пейзаж, над которым кружили банальные помоечные вороны. Никто больше не подмигивал Зямзикову и не глумился над ним: напротив, Спаситель взирал на Зямзикова с иконостаса строго и сдержано, словно чего-то ждал от него. И даже звон в голове тут же прошел: вернее не прошел, а переместился из внутричерепного пространства в прихожую, превратившись в настойчиво дребезжавший дверной звонок. Мир вернулся к будничной нормальности, но Викентий понимал, что это затишье — не более, чем аванс, который выдан ему под конкретное задание, поэтому продолжал крепко сжимать кинжал. Он знал: стоит ему на минуту проявить нерешительность — кошмар вернется обратно, и мучения продолжатся.
Звонок не унимался. Зямзиков поднялся с коленей и направился к двери, приобретшей стандартные для типового крупноблочного дома размеры. Миновав коридор, очутился у входа в квартиру. За железной дверью кто-то плаксиво причитал.
Зямзиков прислушался:
— Котик, открой! Что с тобой стряслось? Полинке Хрякин звонил, говорил, что ты не в себе, зарезать его хотел. Котик, открой, я ключи забыла! Что с тобой? Это все эта водка проклятая! Не волнуйся, Котик, мы тебя вылечим!..
Таракан зарыдал. Викентий ухмыльнулся. За прошедшие несколько часов он стал мудрее и проницательнее. Теперь пришельцам уже не удастся провести его на мякине. Встав за дверью и занеся правой рукой кинжал, он осторожно повернул левой ручку и потянул дверь на себя.
В прихожую ворвалось отвратительное существо, нелепо размахивающее конечностями. Два больших шара, покачивающихся под Машкиной футболкой явно были коконами, в которых вызревало следующее поколение говорящих насекомых. На лице жутко шевелились перламутрово-алые жвалы, но страшнее всего были огромные фиолетово-зеленые, с переливами, фасетчатые глаза.
Викентий успел удивиться тому, как долго он принимал эти нечеловеческие органы зрения за купленные им самим в Коньково солнцезащитные очки и чуть было не выронил от ужаса нож, но тут кошмар внезапно вернулся — поплыли обои, заходил ходуном потолок, заскоблили по стеклу острые коготки. Подвывая от страха, Зямзиков ударил инопланетянина кинжалом чуть пониже жвал, а потом еще раз, и еще, и еще.
Бледный хитин лопнул, и из дыры в нем на волю хлынул поток из тысяч и тысяч омерзительных багровых тварей, липких и вертких, словно брызги какой-то жидкости. Они летели Зямзикову в глаза, в нос, в губы, в щеки. Викентий почувствовал на языке металлический вкус крови — очевидно, верткие демоны вгрызлись острыми зубками в его плоть и та начала кровоточить.