Том 2. Повести и рассказы. Мемуары

В это время в курилку вошел Франк. Под мышкой у него была толстая книга — Клейн, «Звездное небо»; в руке подзорная труба. Его обступили…

— Отделение решило отомстить за тебя! — сказали ему. — Сегодня ночью Ремишевскому — мешок.

Как всегда, Франк ответил не сразу: он подумал.

— Не надо никакого мешка! — сказал он затем решительно. — Глупости! Я только что простил Ремишевского. Он попросил у меня прощения, и я его простил.

— Ты не имел права прощать фискала! — зашумели кадеты.

— Нет, имел! Ремишевский мне всё объяснил. Он сказал, что назвал меня потому, что думал, что мне как старшему и первому ученику ничего не будет. Ведь он же ничего не знал, что я хочу перевестись в морской корпус, и я его простил…

— Всё равно — мешок!..

— Попробуйте! — и глаза Франка сверкнули надменно.

— А что такое? Ты чего форсишь, баронская колбаса?.. Ходишь с подзорной трубой и думаешь, что мичман?.. Пфелицер!..

Как это ни странно, но честь собственной же фамилии превратилась для Франка в обидную кличку, и, что страннее всего, он на этого Пфелицера, которого не мог объяснить, сам же страшно обижался.

И чуть было не произошла драка. И не произошла только потому, что руки у барона были заняты. Клейна-то, правда, можно было бы и бросить на пол, но подзорную трубу, которую ему принес из отпуска пятиклассник Мпольский, барон оберегал как зеницу ока.

И он гордо покинул закут. Посмеиваясь, стало расходиться и отделение. Напряженный момент миновал. Возможность устройства мешка была сорвана. Теперь если Ремишевского и покарают, то только лишь мимоходной «чисткой зубов».

Рота укладывалась спать.

II

Одиннадцатый час ночи. Нескончаемо длинный дортуар тонет в зеленоватой мгле ночников. На железных кроватях, под темными одеялами с синей каймой (цвет погон корпуса), с «цигелями» в изголовьях, на дощечках которых — фамилии, с табуретками со сложенным на них платьем в ногах, спят кадеты.

Зануда в последний раз обошел спальню и ушел в свой комфортабельный уголок за шкафами, дежурку, — и тоже лег. Дежурные дядьки греются у печек или, бесшумные в войлочных туфлях, обходят дортуар. Может быть, спальни всех рот обойдет еще дежурный ротный командир, а потом — полное спокойствие до трубного вскрика или барабанной дроби утренней «повестки»…

Франк не спит… Пора! Мальчик ждет, когда бессонный дядька скроется за аркой дортуара, и быстро встает. В нижнем отделении шкафчика затолкана шинель. Франк накидывает ее на плечи, захватывает с собой том Клейна, подзорную трубу и, сунув ноги в шлепанцы, спешит в самый дальний конец дортуара, где спит старшее в роте второе отделение пятого класса. Там его уже ждут…

Мпольский поднимается с кровати и тоже достает шинель.

— Не забудь фонарик…

— Есть, есть.

Не дыша, не разговаривая, мальчики на цыпочках бегут к окну и прячутся за шторой. Перед ними стекла огромного окна, залитого голубым лунным светом. Мальчики взбираются на подоконник и открывают форточку, дохнувшую в нишу окна белым облаком морозного пара. Коленчатая зрительная труба раздвинута во всю длину и просунута в рукав шинели. Франк закрывается шинелью с головой, рукав с трубой выставлен в форточку. Мпольский раскрывает том Клейна, заложенный на карте Луны.

Но плохо видно, не прочитать надписей на карте и зоркими мальчишескими глазами, и приходится, хоть и с опаской, пользоваться карманным электрическим фонариком.

Шепотом — названия лунных кратеров, морей, заливов. Меняются местами, вот и Мпольский полез под шинель к трубе. И в то же время надо слушать, не шаркают ли чьи-нибудь предательские шаги, не звякают ли шпоры.

И не напрасно! По спальне второй роты идет дежурный ротный командир, как раз их ротный — полковник Марков, старик с седым ежом прически на длинной голове, хрипло-безголосый от туберкулеза. Он идет по веревочному мату, разостланному между кроватями, идет осторожно, крадучись, и шаги его не слышны. Чуть-чуть лишь позванивают шпоры.

Дойдя до последней арки, за которой — спальня пятого класса, Марков бегло оглянул помещение, хотел было уже повернуть обратно. И в это время одна из штор вдруг осветилась из нутра оконной ниши!..

— Тек-с! — хрипанул полковник и бодрыми шагами направился к окну. За начальством следовал дежурный дядька.

Штора отброшена решительным жестом, как отбрасывается дверное драпри. Немая сцена. Полковник ничего не понимает. Какие-то фигуры в шинелях, из-под шинелей же — кальсоны. Кадеты ли?

— Пожалуйте сюда!..

И тянет за низ шинели стоящего к нему спиной, увлеченного наблюдением Мпольского.

— Кто такие? А, Франк и Мпольский.

Хотелось бы покричать, да хрипота не позволяет.

— Чем вы тут занимаетесь, а?

— Астрономией, господин полковник! — это отвечают оба вместе.

Пауза. Затем Мпольский нерешительно поясняет:

— Луна в первой четверти, господин полковник. Самое удобное время для наблюдений в трубу.

— В первой четверти? — чуть слышно, язвя, шипит ротный. — А какая у вас, милостивый государь, отметка за поведение в последней четверти? Ась?

— Десять баллов, господин полковник.