Том 2. Повести

Еще бы не отдать дешево! Ведь процесс — это всего лишь надежда. И если землероб готов весной по дешевке продать свою надежду на урожай, который он мог бы снять осенью, — почему же ему, барону, не уступить подешевле свою надежду на окончание судебного процесса, который адвокаты способны затянуть хоть до конца света? Вот если бы деньги по этому процессу можно было взыскать тотчас же, немедленно, — цена ему была бы миллион, не меньше. А так, при полной неопределенности исхода дела, он стоит не больше ста тысяч. Между Кеккё и Бела произошел обмен двумя-тремя письмами, и стороны довольно быстро договорились о цене, а также о времени передаче актов и денег, каковая должна была состояться в дни очередной ярмарки в Дярмате. Бог лишь изредка снисходит к мольбам бедняков, зато дьявол готов ради богача хоть в омут.

Продажу своей тяжбы Балашша надеялся сохранить в тайне, — «Смотри и ты, Мими, не проговорись об этом ни одной живой душе!» — чтобы о сделке как-нибудь не пронюхали кредиторы. «Даже Беньямину Сабо, моему управляющему, не стоит говорить об этом», — решил Балашша и попросил его только привезти документы по процессу. Якобы на предмет их изучения.

В назначенный день барон велел оседлать лошадь, набил бумагами ягдташ, а в кобуры седла засунул два пистолета с нарезными стволами.

— Рехнулся, что ли, хозяин-то? — недоумевали слуги на замковом дворе. — На охоту едет с ягдташем, а без ружья?!

Выдалось великолепное весеннее утро, когда барон на своем пегом скакуне отправился в комитатскую столицу. Обступившие шоссе цветущие акации наполняли воздух своим ароматом. Да и сама дорога в этот час тоже не была скучной. Ведь сегодня на ее змеящуюся серую ленту выползло все, что было вокруг живого и способного передвигаться. И поэтому, насколько хватал глаз, дорога была заполнена людьми, спешившими на ярмарку. Тарахтя, катились по ней громадные ломовые телеги, груженные дровами, каменным углем, досками, пшеницей, бочками. Кое-где, словно ожившие вдруг скирды, по тракту ползли возы с сеном. Вон старушка-крестьянка гонит на рынок поросенка, а этот вот бедняк — рыжую коровенку.

А сколько маленьких трагедий ежеминутно разыгрывалось на этой дороге! Но, к счастью, есть здесь и трогательно-радостные картинки. Вот шагает рядом со своей мамой красавица Аннушка. Сегодня на ярмарке ей купят приданое: сапожки с рантом, молитвенник за одну крону, шелковую косынку, расшитый цветами полушубок и… ой, чуть не забыл! — венок свадебный, из восковых цветов. Словацкие телеги с проворством черепахи ползут по дороге: в них впряжены малорослые, с развесистыми рогами волы, а кое-где и коровы. Поэтому тем, кто едет на повозках, ничуть не трудно весело болтать и шутить с шагающими рядом, по обочине, пешеходами. Зато палоцы мчатся по дороге, словно ветер, на своих красавцах рысаках, обгоняя друг друга и на скаку выкрикивая всякие гадости в адрес лошадок своих соперников. Вот едет Даниель Курлик, кондитер из Кеккё. Он везет на ярмарку две большущие скрыни пряников, испеченных в форме сердечек, детских колыбелек, гусаров. У Курлика самое поэтическое изо всех занятий ремесло, существующее целиком за счет любви. Потому что пряники сердечком покупают для девушек, колыбельки — для молодиц, а гусаров и для тех и для других. Пряники какой-либо иной формы нынче спросом не пользуются.

Богатые мастера, вроде портного Яноша Бочко из Кюртёша или Матяша Капора — эстергайского сапожника, везут свои творения в островерхих сундуках, на крышках которых важно расселись благоверные супруги наших мастеров. Здесь же, на повозках, виднеются и составные части будущей рыночной палатки. Мастеровые же победнее, как, например, Иштван Фильчик, плетутся по обочине дороги пешком, повесив на шею пару новых, отменной работы сапог. У Фильчика еще нет ни повозки, ни сундука, ни женушки. Но на сундуке Матяша Капора, возле супруги мастера, сидит некая особа (Жужика, дочка эстергайского псаломщика), которая, если господу богу угодно, будет когда-нибудь стирать Фильчиково белье.

Вот почему сапожник так обиделся на небрежное приветствие прокатившего мимо на телеге Капора:

— Эй, Фильчик, привет!

Фильчик чуть со стыда не сгорел от такого оскорбления и тут же принялся изобретать хитроумнейшие планы, как бы отомстить Капору. Между тем он то и дело поглядывал на дорогу: не нагонит ли его кто-нибудь из знакомых, который мог бы пригласить Фильчика к себе на телегу. А уж о том, чтобы его пригласили, Фильчик позаботится. Но кто это там, в зеленой господской бричке? Это катит на тройке храпящих рысаков Ференц Хорвати, мулиньский управляющий. Правда, он не один, рядом с ним сидит еще и волостной писарь Холеци. Но не беда, найдется в их экипаже место и для Фильчика! Поэтому, когда бричка поравнялась с сапожником, он громко окликнул седоков:

— Эгей, ваша милость, постойте!

Управляющий заметил мастера и приказал кучеру придержать лошадей.

— Что вы хотели нам сообщить?