Том 2. Повести

Еще ни один государь в мире не боялся так, что его отравят за трапезой, как в этот день король Муйко I, который велел старшему стольнику (на самом же деле — дворцовому садовнику) относить на пробу главному дегустатору, итальянскому лекарю Антонию Вальвазори, почти все кушанья. При этом король напоминал доктору, крича через весь стол на итальянском языке, о знаменитой королеве Лирилле, которая, заболевая, всякий раз распоряжалась: «Если я умру, рядом со мной заживо похороните двух врачей». Разумеется, после такого приказа врачи старались вылечить королеву во что бы то ни стало. Но однажды она все-таки умерла, и приказ ее привели в исполнение. Так что спит теперь прекрасная королева вечным сном в орлеанской земле под сенью густолистых олив хоть и не совсем пристойно, но спокойно: между двух своих докторов.

— Умная была женщина, — ответствовал дегустатор, — и коллегам моим повезло: погребены в королевских могилах.

Тем временем старший виночерпий без устали наполнял королевский кубок, он был освобожден от столь сложного церемониала, поскольку король заявил: еще ни одного владыку не отравили, подсыпав яд в вино, ибо нет на свете такого негодяя, которому не жалко было бы портить вкус столь благородного напитка!

Обед проходил чрезвычайно напряженно, и был он поэтому скучным. Почтенный Рошто про себя даже подумал: куда интереснее быть на пиру простого себенского крестьянина, когда он по осени режет откормленную свинью. (Впрочем, так ли это? Вернувшись к себе домой, старик заговорит совсем по-другому. Целые длинные зимние вечера напролет будет он теперь рассказывать об этом обеде на всех себенских пирах.)

Все дело, конечно, в том, что здесь говорит один лишь король, остальные же сидят и молчат, как выряженные чурки с глазами. А ведь хороший пир тем и хорош, что за столом говорят все сразу! Происходит так называемое amabilis confusio, когда благородная влага в головах людей обращается в разнообразные цветистые мысли.

А тут хоть влага и была благородной, но строгий придворный этикет (черт бы побрал того, кто его выдумал) не дал напитку проявить всю свою мощь. Впрочем, и почтенному Рошто, и красавицам селищанкам было чем потешить взор. Боже милостивый, сколько знатных вельмож! И такое множество богатых нарядов, драгоценных камней! Все так и блестит, так и искрится, будто кто зеркалом зайчиков пускает. А как великолепен был самый зал! Потолок представлял собою голубой небосвод, звезды на котором были изображены в том положении, как они стояли в момент рождения короля Матяша. Все простенки в столовой закрывали венецианские зеркала, и из них, куда ни кинь взор, отовсюду на тебя глядит множество Вуц. А окна! Все из стекла, что в ту пору уже само по себе было в диковинку: даже в королевском дворце застекленные окна имелись в одном только этом зале; в остальных покоях окна были затянуты где клеенкой, где промасленной бумагой или крашеным шелковым батистом.

Вдоль стен стояли лавки, вытесанные из красного с прожилками мрамора, а поскольку камень и во времена Матяша был твердым, то поверх лавок лежали мягкие, золотом тканные подушки.

На этих-то лавках и сидели уже много раз упомянутые мною слуги-бездельники, или, вернее, как мы уже знаем, истинные вельможи вместе с настоящим королем — одним словом, золотая молодежь «Холостяцкого замка».

Они-то, во всяком случае, веселились, болтали между собой и даже громко смеялись. Правда, их вольное поведение не бросалось в глаза, так как голоса их заглушались музыкой.

— Вы посмотрите только на этого висельника, на короля. Как все у него здорово получается! — вслух дивился действиям Муйко Батори-младший.

— Со смеху можно лопнуть, глядя на него.

— Переигрывает, — возражал Цобор, — а это значит, что не получается у него. Грош цена королю, который никогда не забывает о том, что он — король.

— Верно говоришь, — одобрил Матяш его слова.

— Поглядите, вы поглядите только! Какими глазами пожирает разбойник вдовушку-немку!

— Боюсь я, господа, что его величество Муйко только над столом разыгрывает из себя короля, а под столом самым плебейским образом не дает покою вдовушкиным ножкам. Видите, как краснеет бедняжка?

— А что же ты хотел, чтобы повар обед тебе сварил, а сам его и не отведал? — пожал плечами Банфи.

— Не сажать же нам было за стол под видом короля нашего Гергея Безногого, — сострил Батори.

Матяш нахмурился, услышав эту бестактную остроту в адрес его верного коменданта крепости, прозванного Безногим после того, как повар Михая Силади так хитроумно обвел его вокруг пальца *. По этому случаю одно время были в ходу даже эпиграммы, в которых досталось не только повару, но и самому королю.

— А что же мы-то? — с живостью воскликнул Бойкфи (как видно, и он не отличался тактом, ибо не скрыл даже, что и ему пришла на ум эта история с поваром!). — Так и не будем сегодня обедать? У меня в животе уже давно к трапезе прозвонили.

— Что ж, я не против, — согласился Матяш. — Этой беде можно помочь. Круглый стол накрыт и ждет нас.

ГЛАВА VII Рыцари круглого стола