Том 2. Повести

Тем временем носатый молодой человек, раньше других покинувший зал, отправился подышать свежим воздухом, гонимый каким-то непреодолимым желанием побродить на свободе… Его крупное, округлое лицо светилось удовлетворением. Он чувствовал, как бурлит в нем молодость» и полной грудью вдыхал смолистый запах елей в саду. Его коренастое, плотно сбитое тело было полно сил. А увидев в зеркальной поверхности пруда свое отражение — в поношенной, простой одежде, — он пришел в необычайный восторг:

— Как же все-таки хорошо хоть немного побыть свободным от дел!

Это простое платье словно дало ему крылья.

— И все-таки какой я дурак! — тут же пробормотал он себе под нос. — Переоделся, уверил себя, что я — это не я, и бегаю по собственному дворцу взад-вперед, будто какой-нибудь проказник-мальчишка. А на самом деле, ну какой смысл был переодеваться, коли всем, кроме этих вот добрых селян, известно, кто я?! Может быть, я чувствовал бы себя еще свободнее в пурпурном доломане, если бы только никому не было известно, кто этот доломан носит.

Размышляя таким образом, король пересек наружный замковый двор, не замечая, что кто-то все время идет за ним по пятам. Только когда неизвестный остановился совсем рядом с ним, Матяш вздрогнул от неожиданности.

— Что тебе, землячок?

— Парочкой слов хотел перекинуться с баричем или как вас назвать, — не знаю…

— Правильно назвал, дружок. Ты не кучер ли трансильванский будешь?

— Он самый. Об одной услуге хотел вас попросить. Я так приметил, что вы тут, среди прислуги королевской, — свой человек. Не последняя спица в колеснице.

— Это верно, кое-какой властью при дворе пользуюсь.

— Вот именно. И, кроме того, лицо у вас такое откровенное и честное, что у меня сразу же доверие к вам появилось, по части желания моего.

— А чего же ты хочешь?

— Да я вот слышал, что женщины, которых я сюда привез, обедать к королю званы. За один стол с важными господами!

— А что же тут такого? Король, как видишь, не гнушается простым людом и бедного человека с собой за один стол сажает.

— Особливо если этот бедняк — в юбке.

— Гм. Ты, как я погляжу, остер на язык.

— Коли барич гневается, то будем считать, что разговор и не начинался.

— Раз уж начал, договаривай!

— Да я так думал, что ежели будет обед, то одни будут есть, а другие — прислуживать.

— Конечно. Ну и что ж из этого?

— Не плохо бы так сделать, чтобы и я среди прислуги оказался. Только одежду бы мне достать лакейскую.

— Гм, это дело вполне возможное, — заметил носатый, — только…

— Да я не даром, не подумайте, — поспешил Коряк уладить и щепетильную сторону дела и, вытащив из кармана два золотых, оглянулся, — не видит ли кто посторонний, — а затем ловко один за другим спровадил их в карман зеленой поддевки носатого.

Тот только улыбнулся в ответ на действия Коряка, что было расценено трактирщиком как благоприятный знак.

— Дело-то не бог весть какое, но мне, поверьте, очень важно попасть на обед. А среди множества слуг на меня и внимания никто не обратит.

Однако носатый, как видно, колебался; вынув из кармана золотые, он принялся их разглядывать.

— Беда в том, — сказал он, — что король сильно разгневается, если узнает, что на обеде присутствует посторонний человек.

— А надо так сделать, чтобы он не узнал.

— Но тогда мне придется его обмануть.

— Подумаешь. Будто его и без того не обманывают сто раз на дню!

— Вот как? Короля? Да что ты говоришь, подумай! Кто же его обманывает?

Коряк только засмеялся в ответ со снисходительностью взрослого, услышавшего наивный детский вопрос.

— Кто? Да все!

— Не может быть, — убежденно возразил носатый.

— Ты, что же, думаешь, я чепуху мелю? — вспылил Коряк. — Вот, к примеру, хотя бы сегодняшний случай. Селищенские бабы! Да они такие же селищенские, как вот эта колокольня или вон тот фонтан. Одна из Харомсека, другая из Фогараша, а третья из Надь-Себена. А старый Рошто короля за нос водит и говорит, что все они селищанки. Только смотрите, барич, никому не рассказывайте об этом! Я ведь вам по секрету сказал.

— Что ж, я, по-твоему, не венгерец?!

— Вижу, что вы — венгерской матери сын, потому к вам и обратился.

Носатый наморщил лоб, и глаза его вспыхнули гневом. Коряк, заметивший в них необычайные зеленоватые огоньки, инстинктивно отвел свой взгляд: это был тот самый наводивший ужас гневный взгляд короля, которого боялись даже дикие звери.

— Ей-богу, мочи моей нет в глаза барича смотреть, так и колют, так и жгут, будто крапивой!

— Это потому, что ты их мне очень уж широко открыл, добрый возница, — улыбнулся носатый.

— Могу я открыть их вам и еще шире, — загадочно заметил Коряк. — Потому как в этом королевском дворце нет ничего настоящего. Даже я и то — не настоящий кучер.

— А кто же ты?

— Хозяин трактира «Белка», что в Буде. Носатый удивился, но изумления своего не показал.

— Да что ты говоришь?! Так зачем же тебе понадобилось напяливать на себя эту ливрею?