Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

Синицын. Черт его знает, хотя два раза просился на фронт и не виноват, что не взяли, но испытываешь дикое чувство неудобства, когда думаешь, что люди вернутся с фронта, а ты так и просидел все эти годы в тылу. Такое чувство – что они тебе этого где-то в глубине души не простят.

Савельев. Знаете что? Постарайтесь построить этим вернувшимся с войны людям новые города, лучше прежних, дома с удобствами, от которых они давно отвыкли, и они от всей души простят то, что вы не были на фронте. А вот если не построите, тогда, пожалуй, вы правы – сказать не скажут, а где-то в глубине души – не простят.

Синицын. Не так-то просто все это построить! Я только на днях закончил проект восстановления Полтавы. Получилось здорово. Но у этого проекта столько противников, что руки опускаются.

Савельев. Да будет вам! Я, например, как-то даже привык, что противник все эти три года не разделял ни одного проекта моих мостов. Прямо скажем, каждый раз встречал яростный огонь возражений. Конечно, тут нет прямого сходства, но все-таки… Когда пойдете в следующий раз в этот не утверждающий вашего проекта комитет, почувствуйте себя на один вечер сапером, и вы их опрокинете.

Синицын. Попробую.

Савельев. Интересно, какой будет новая Полтава. Прошлым летом наводил там, вблизи, мост через Ворсклу, – тогда город, честно говоря, имел неважный вид.

Синицын. Я тоже запроектировал мост, прямо с выезде на шоссе – с набережной, с барельефами и мемориальной доской погибшим за освобождение Украины.

Савельев. Да… Это хорошо. Что до наших саперных мостов, то это, конечно, – времянки. Армия прошла по ним, и все. Единственная память – холмики мертвых саперов по берегам… Когда будете делать мемориальную доску, я вам назову пяток фамилий своих ребят: они тогда здорово быстро навели мост через эту Ворсклу. Он был немножко ниже по течению, чем ваш, но это не важно.

Синицын. Конечно. (Смотрит на часы. Приоткрыв дверь, кричит.) Оля, ты готова?

Голос Оли: «Сейчас».

Совсем забыл, Дмитрий Иванович, сколько я вам должен за наши с Олей билеты?

Савельев. Бросьте вы глупости.

Синицын. Нет, с какой же стати? Это же житейская вещь.

Савельев. Ладно, кончим этот смешной спор. Посмотрите, сколько стоят два ваших билета, и положите деньги на стол.

Синицын, взяв со стола билеты и порывшись в бумажнике, достает деньги и кладет их на стол. Входит Оля.

Оля. Я готова.

Синицын. Ну, что ж, до свидания. Жаль, что вы не можете (Оле.) Мы с тобой тоже давно не были в Художественном. Помнишь, когда в последний раз?

Оля. Давно.

Синицын. Перед самой войной – ты, Витя и я, втроем. Помнишь?

Оля. Помню. (Сухо.) До свидания, Дмитрий Иванович.

Савельев. До свидания.

Оля(задерживаясь в дверях). Вам нравится мое платье?

Савельев. Да.

Оля. Очень рада. (Выходит.)

Савельев пробует, не вставая, дотянуться до стола, где лежит табак.

Входит Ваня.

Ваня. Товарищ гвардии полковник, ваше приказание выполнено. Лекарство заказал.

Савельев. Хорошо. Дай мне табак.

Ваня передаст ему табак.

На столе деньги, – возьми их себе. Завтра утром купишь себе на них столько мороженого, сколько съешь! Любишь мороженое?

Ваня. Когда маленький был, любил.

Савельев. Ничего, и теперь съешь. Советую. Не лежится что-то. А ну, помоги. В кресло пересяду.

Ваня. Мне майор сказала, вам нельзя вставать.

Савельев. А я и не буду вставать. Я на одной ноге перейду и сяду. Ну!

Ваня подставляет ему плечо, Савельев, подпрыгивая на одной ноге, переходит в кресло, садится.

А теперь подставь чемодан под ногу.

Ваня подставляет чемодан.

Как, соскучился по фронту или нет еще?

Ваня. А мы скоро поедем?

Савельев. Должно быть, скоро.

Ваня. Я сегодня в кино был. «Багдадский вор», а билетов ни одного – все проданы. Контролер говорит: «Ладно, тебя, как фронтовика, без билета посажу». И в ложу посадила. Большая ложа, только сбоку; сбоку плохо видно.

Савельев. Это верно, сбоку всегда плохо видно. Прямо на вещи надо смотреть. Прямо и храбро. Если тебе через неделю уезжать – так надо и помнить, что уезжать из Москвы – тебе! А оставаться здесь, в Москве, – ему. Понял?

Ваня. Что?

Савельев. Ничего. Будешь большой и умный, тогда и поймешь. А может, и тогда не поймешь.

Ваня. Дмитрий Иванович.

Савельев. Ну?

Ваня. А вы знаете, что она у меня про вас спросила?

Савельев. Кто она?

Ваня. Ольга Федоровна.

Савельев. Что?

Ваня. Она спросила: Ваня, а твой гвардии полковник очень умный?

Савельев. Ну, и что ты сказал?

Ваня. Я? Я сказал: конечно!