Пишу.Лицо к бумаге клонитсяНе для того, чтоб тешить вас.Так счетовод сидит в бессоннице,Когда не сходится баланс.Ищу за прожитыми годами,Испортив вороха бумаг,Между приходом и расходамиСвой затерявшийся пятак.«Такая малость! —Скажут с жалостью. —И пусть его недостает!»Да, малость…Но за этой малостьюНепоправимое встает.Известно,Что от дней младенческих,Когда возьмешь и не отдашь,До юности,До дней студенческихВсе выходило баш на баш.Ты на отметки жмешь отличные,Ты строг, как формула,А тутГлаза девчат,Дотоль обычные,Раскроются и зацветут.Есть дни цветеньяГлаз девических,Когда они, что ни раскрой,Глядят с таблиц логарифмических,С огромных карт географическихИ даже с чертежа порой.Спокойные, еще ничейные,Они загадочно глядят,Не темные, а так — вечерние,Но огоньки уже горят.О ней мечтал я:Будет близкою, —Когда без стука — где там стук! —Однажды в келью общежитскуюВлетел мой закадычный друг.Откинув голову лобастую,Большие руки вскинул онИ закричал,Меня грабастая:— Друг! Я влюблен!— И я влюблен.Он, знавший цену преходящему,Взглянул с укором на меня:— Да нет же! Я по-настоящему!— По-настоящему и я. —Секрет друзейНе пропуск разовый,Не сдашь вахтеру в проходной.— Рассказывай!— Нет, ты рассказывай, —Заговорил товарищ мой.И стали сумерки лукавыми,И воздух терпкий, как вино,Цветами пахнущий и травами,Втекал в открытое окно.Откинув прочь стыдливость ложную,Друг доверялся мне в бреду.Играла музыка тревожная,Должно быть, в городском саду.Пьянел он:— Брови соколиные,На взлете загнутые вниз… —Я подсказал:— Ресницы длинные,И даже тени от ресниц. —Мой друг заветное выкладывал,Описывал мне красоту,А я бледнел, я предугадывалЗа новой новую черту.Секрет друзейНе пропуск разовый,Не на день в душу он впустил.— Ну, друже, ты теперь рассказывай!— Да нет, Борис, я пошутил. —Так пошутил,Что буду сетоватьВсю жизнь на глупые слова.За право друга исповедоватьЯ отдал на любовь права.* * *В душе,Как боль неустранимую,Носил любви я тайный груз.Марьяна — так звалась любимая —Пришла к нам на последний курс.Мы долго мучились в гадании:Откуда? Кто она?ПотомВсё выведали на собранииПри выдвижении в профком.Есть много рек,Но самой близкоюБыла и будет, жив пока,Одна таежная, сибирская,Незнаменитая река.Я рос у вод ее разливчатых,Ныряя с каменной гряды,Я на волнах качался зыбчатых,Я на песках ее рассыпчатыхОставил резвые следы.Не знал я,Что, лесная, плёсная,Она текла и в том краю,Где сторожиха леспромхознаяРастила девочку свою.Как я, в реке купалась девочка,Ко мне плыла не больше дняМарьянкой брошенная веточкаИ доплывала до меня.Ее глаза, лицо открытое —За то ли, что росли мы с ней,Одними водами омытые,Одним загаром с ней покрытые,Я полюбил еще сильней.Она играла.Ноты…Клавиши…Нам было в жизни не до них.В то время мы среди играющихНе знали дочек сторожих.Ее учил в тайге нехоженойКакой-то старенький Орфей,Судьбой неласковой заброшенныйВ лесное царство глухарей.Учил почти с благодарениемНе самой трудной из судеб.Он рад был,Что не дров пилениемТам зарабатывал свой хлеб.Она играла…И руладамиВела ребят в лесную даль.Шумел, как речка с перекатами,В спортзале старенький рояль.Я мучился,Любовью раненный,Себя сжигая на огне.Друг подходил к душе Марьяниной,А я топтался в стороне.Ему открыться — лишь позориться.Соперники не ходят вслед.Мне оставалось с ним поссоритьсяИ снять с души своей запрет.Но гнал я эту мысль-преступницу,Другую поднимал на щит:Кто давней дружбою поступится,Тот и любовь не пощадит.Моей бедой,Моей отрадоюИ даже смыслом бытия,Моей единственной наградоюБыла возвышенность моя.Наивный,Гордый в непорочности,Я, радости творя из мук,Бродил при звездахВ одиночествеИ говорил:— Будь счастлив, друг!КрасивомуК красивой хаживать,А я любовь своюСгублю.Любил я чувства приукрашивать,Да и теперь еще люблю.В огромный,До конца не познанный,Страстями полный до краев,Хочу я в мир, не мною созданный,Внести красивое,Свое.* * *ЛетелЧерез года тридцатыеСтремительный моторный век,И захотела стать крылатоюСтрана саней,Страна телег.Слова«По-чкаловски»,« По-громовски»Уже слетали с наших губ,Когда с путевкою райкомовскойЯвились мы в аэроклуб.Нас выстукали,Нас измерили,Нас подержали на весах;Пять наших чувствВрачи проверили —На смелость,ВыдержкуИ страх.Глаза?Желать не надо лучшего.— Лети, — сказали, —На летуУвидишь бота всемогущегоИ ангельскую мелкоту.А грудь?И грудь не старца с посохом.Врач пошутил, пророча взлет,Что в небесах не хватит воздуха,Когда такая грудь вздохнет.И сердцеОн не оговаривал.Прослушав, вынес приговор:— Такое сердце в час аварииСпособно заменить мотор.А чуткость слухаВсё превысила.Когда б, хоть не на весь накал,Марьяна обо мне помыслила,Я б эти мысли услыхал.Учлет!Ей льстило это звание.Как мы с Борисом,В тот же часОна прошла все испытанияИ очутилась среди нас.Наш день сталНадвое рассеченным.Мы днем спешили изучать,Как строить самолет,А вечером —Как самолеты истреблять.Все в шлемахИ в очках сферическихМы уходили в синь-туман.Так на картинках фантастическихИзображали марсиан.За темень глаз,Очками скрытую,Однажды я негромко, вскользьНазвал МарьянуАэлитою,И это имя привилось.К ней,Кое-как экипированной,Спортивных туфель шел фасонИ поясочек лакированный,Что стягивал комбинезон.Я чувствовал себя взлетающим,Когда она По-2 вела,А я бежал сопровождающимНа шаг от правого крыла.Потом,Подмяв цветы весенние,Темно-зеленую траву,Мой друг и я —Он откровеннее! —Посматривали в синеву.И сердце билось вулканическиС такою страстью новичка,Что где-нибудьПрибор сейсмический,Должно быть, прыгал от толчка.Я был далекОт мыслей горестных,А друг бледнел, мрачнел, любя.— Мне за Марьяну что-то боязно…— Мне тоже… — признавался я.— Все шутишь! — и грозил шутящему,Хлестнув ладонью по спине: —Брось, Васька, мне по-настоящему!— По-настоящему и мне. —Но,Дорожившие приятельством,Ломали мы размолвки лед,Кончая споры препирательством:Кому за кемИдти в полет.Полет!Из всех самостоятельных,Из всех хороших и плохих,Лишь три полета знаменательныхЕще свистят в ушах моих.Ах, память!Горе слабонервному!Припоминая жизнь свою,Из этих трех полету первомуЯ предпочтенье отдаю.— Мешо-о-ок! —Пропел инструктор весело.Крестообразным пояскомВзамен себя для равновесияОн укрепил мешок с песком.— Ни пуха!.. —Мне Марьяна крикнулаОт задрожавшего крыла.Машина, пробежав, подпрыгнулаИ над землею поплыла.Не сильную, —Не очень быструю —Хоть раз летавший да поймет! —Ее, такую неказистую,Я полюбил за тот полет.Ее, несложную, фанерную,Одетую в мадаполам,Вы тоже помните, наверное,Летящие к другим мирам?Во всех крылатых поколенияхОна останется жива,Как азбука —В стихотворенияхИ как в расчетах — дважды два…* * *Так я летал,В душе уверенный,Что мне в заоблачной далиНет груза лучше, чем доверенныйМешок натруженной земли.Мои глаза не вдруг поверили,Когда, взамен таких поклаж,Ее, Марьяну, мне доверилиИдти на высший пилотаж.Вдыхая воздух опьяняющий,Я нес ее средь облаков,Влюбленный,Смелый, соблазняющийНе пышностью пуховиков.Лети, не бойся!Мной хранимую,Тебя, тебя, мою красу,Тебя, тебя, мою любимую,В Седьмое небо унесу.Тебя, травиночку медвяную,Туда, где воздух свеж и тих,Я унесу, мою желанную,От всех соперников земных.По звездным вынесу тропиночкамК неугасающему дню,И песни для тебя, травиночка,Я неземные сочиню.Земной мы покидаем край,Мы в небесах уже.Над нами звезды — выбирай,Какая по душе.Вон туПокрыла синеваНездешней красоты.Там синяя земля, траваИ синие цветы.Вон с той,Что трепетно-ясна,На нас нисходят сны.Там все красно:Земля краснаИ все цветы красны.Вон та,Холодная, кружит,Как неродная мать.Над нами звезды — прикажи,Какую штурмовать.Машина высиласьИ высилась,И ветер терся о бока.Уже Седьмое небо близилось,Уже редели облака.И песнейНе перепелиногоМоя наполнилась душа.Так началась игра орлинаяС решительного виража.Страстями юными взвиваемый,Я выполнял, не веря в зло,И штопор,И так называемыйПереворот через крыло.Взлетая вверх и снова падая,Счастливый, думал я о том,Как, ловкостью Марьяну радуя,Свершу падение листом.Вы виделиЛиста падение,Когда он, легче мотылька,Качается от дуновенияНеслышимого ветерка?А я…Я все переиначивал,Я — ветер лишь в ушах свистел!Марьяну в небесах покачивал,Казалось, от звезды к звезде.И вдруг:Снижение…Снижение…Близка земля…Кусты…Трава…Закон земного притяженияВступил в жестокие права.Я падал,Падал птицей раненой.Когда обрушилась гроза,Увидел я глаза Марьянины,Глаза Марьянины,Глаза…И — ночь.И все — как полузрячему.И бред.И поздний страх в бреду,Что я упал на ту горячую,На ту кровавую звезду.Она ко мне в кошмарах снаПришла из темноты.Здесь все красно:Земля краснаИ красные цветы.Был красноват винта излом,Повергнувший меня.И под изломанным крыломЛежала в красном цвете томЛюбимая моя.ТеперьСоперников земныхЗдесь нет наверняка.И вот она в руках моих,По-звездному легка.Я нес ее,И мир инойПеред глазами плыл.В ручье, похожем на земной,Я ей лицо омыл.Я нес и рук не облегчал,Впадая в забытье.— О люди звездные! —Кричал. —Спасите мне ее!И кровьВ печальной тишинеОстановила бег.И я упал…Навстречу мнеШел звездный человек.И, падая,Я видел дрожьОгромных рук его.Спаситель, помню, был похожНа друга моего…* * *На том ли я,На этом свете ли?Иль все еще лечу во мгле?— Марьяна!.. Где ты?.. —Мне ответили:— Она со мною…На Земле.Земля!Я замер в изумлении.Все вставшее передо мной,Как после мира сотворения,Ошеломило новизной.В обычном было необычное.Ты, память, ран не береди!Больница.Белизна больничная,И боль —Как ворон на груди.И тотчас,Не скрывая вызова,Как будто из небытия,Явилось мне лицо Борисово.— Жива?— Жива не для тебя!— Ж-жива!.. —В своем земном значенииЕсть чудотворные слова.Я был готов на все мучения,Я был готов на отречениеОт счастья —Что она жива.Клянусь звездою безымянною,Друг торопился не шутяВстать между мною и Марьяною.— Но я люблю!— Люблю и я.Я видел руки, в гневе сжатые,Такие руки насмерть бьютИ никогда однажды взятоеНазад уже не отдают.Коса стальная с камнем встретиласьИ с маху высекла беду.И снова мне Марьяна бредилась,И виделась звезда в бреду.Я звал —И слышала Земля:— Марьяна!..Где ты?..Где?..Высокая любовь мояОсталась на звезде.