Том 2

Охрименко взял барана, подвернувшегося под руку, за рога, искусно закрученные вокруг маленьких ушей, ладонью стер налет полынной пыльцы, и на розовой, молодой роговице открылась цифра «4». Подражая чабану и испытывая незнакомое волнение, Олег и Ленька тоже стирали ладонями степную пыль на рогах других баранов, и всюду была цифра «4».

— На девять лет моложе своего прадедушки, — пояснил чабан.

— Охрименко, ты погляди на этих мальцов! — сказал дед Евсей. — Будущие овцеводы. Так ты им покажи настоящую шубу. Пусть полюбуются.

— Это можно, — ответил чабан и крикнул: — Эй, Борька! Беги, стервец, сюда!

Олег и Ленька раскрыли рты. Баран, по имени Борька, был далеко — услышал голос чабана и побежал. Ему было жарко, он дышал порывисто, но бежал быстро. Остановился и гордо поднял маленькую голову в красивой шапке рогов. И это была все та же модель, только покрупнее.

— Ну, хлопцы, подождите! — сказал Охрименко, лаская Борьку. — Борьке недавно исполнился год, а он завтра снимет с себя добрую шубу. Это достойный наследник «четыреста одиннадцатого»! Да вы взгляните.

Охрименко наклонился к барану и быстрыми, привычными движениями рук разорвал у Борьки на боку толстый, зачерствевший сверху слой шерсти.

И тут Олег и Ленька снова открыли рты. В глубине руна они увидели нежнейшую и чистейшую кожу. Волокно, пропитанное светло-желтым жиропотом, лежало мелкими и удивительно тонкими, как будто специально уложенными завитками.

— Красота какая! — воскликнул Ленька.

— Не шерсть, а шелк, — сказал Олег. — Вот так Борька! Вот так молодец!

— Жалко, что они у нас гости временные, — сказал Охрименко. — Погуляют до первой стрижки. Как только свалят с них шубы, так и разъедутся по совхозам и колхозам — купят их на племя.

Быки тем временем, подгоняемые Марфуткой, опередили отару и уже подходили к колодцу. Воду здесь добывали с помощью троса и пары быков. Налегая на ярмо, быки тянули трос. Он был подвешен на колесо, пристроенное в перекладине из толстых дрючьев. Немазаное колесо попискивало, и бадья ведер на десять, качаясь и расплескивая воду, выползала из колодца. Ее опрокидывали в чан, из которого вода текла в корыто. Затем быки, смешно подгибая ноги, пятились назад, колесо попискивало, и бадья покорно опускалась.

Олег и Ленька уселись невдалеке на траве. Их удивляло не то, как быки пятились задом, и не огромная бадья, а скворцы. Их слетелась целая стая. Они сидели на кочках, просто на траве. В клювах торчали, словно усы, гусеницы. Олег и Ленька не могли понять, что это за скворцы, отчего они здесь и что тут вообще происходит. Пояснил дед Евсей. Оказывается, весна застала скворцов в степи. Нет здесь ни деревьев, ни строений, а о скворечнях и говорить не приходится: их негде повесить. Но что делать скворцам? Пришлось идти на риск и вить гнезда в колодце — в щелях между камнями. И вот теперь им приходится сидеть и ждать, пока не кончится водопой.

— Неудобство! — заключил дед Евсей. — И скворцы — птицы, скажу вам, умные, терпеливые. Погляди на них — ждут, часами сидят с червячками. Правда, во взгляде у них тоска и обида. Да оно хоть бы кто был на их месте — тянет же к деткам! В любую минуту они готовы нырнуть в колодец, да мешает бадья.

Олег и Ленька как зачарованные смотрели на скворцов и ждали, что же будет дальше.

— Дедушка, а можно им помочь? — спросил Ленька. — Пусть они покормят птенцов!

— Можно помочь, почему нельзя? Все можно, Только невыгодно, работу надо прервать. — И крикнул чабану:

— Эй, Охрименко, давай на время отойдем! Пожалей птицу!

Охрименко согласился: видно, и ему было жалко скворцов. И когда все отошли шагов на десять и повисла пустая бадья, скворцы тотчас же с шумом и писком ринулись в прохладную пасть колодца.

Глава XX Дождь

Туча двигалась с запада и, набухая и разрастаясь, быстро заволакивала солнце. Погасла даль, потускнели краски. То там, то тут косматое небо штопорили столбы — в высоченных винтах кружилась пыль и вырванная трава. Один такой вихревой гуляка налетел на копенку сена, слизнул ее с земли, поднял, как на ладони, и завертел.

Олег и Ленька оглянулись. На степь легла иссиня-черная туча, как гигантская птица, — широченные темно-синие крылья тянулись к земле. Вскоре эти крылья обняли бричку, и сразу хлестнули косые, холодные струи. Дед Евсей успел растянуть над Олегом и Ленькой брезент и крикнул Марфутке, чтобы и она там укрылась. Сам же, за многие годы привыкнув к степным грозам, накинул на голову старенькую бурку и сел к дышлу, ближе к быкам.

Дождь поливал нещадно, и брезент шумел, как черепичная крыша. Марфутка поджала ноги и примостилась возле Леньки. Своим плечом Ленька чувствовал ее мокрую спину. Марфутка приуныла, зябко вздрагивала. «Тоже испугалась, — думал Ленька. — Умолкла».