Том 2

При упоминании слова «соперник» хозяйка пива вдруг насторожилась, уже предвкушая услышать от этой молодой и веселой женщины нечто такое, что холодком пройдет по всему телу. Она охотно подала пиво «сопернику» и, склонившись на прилавок полной грудью, приготовилась слушать. И какое же разочарование выразилось на ее лице, когда она услышала разговор о самоходных комбайнах, о подвозке горючего, о том, как лучше проводить ремонт машин!

«Так это ты только на языке хвалишься соперником, а на деле ничего в тебе интересного нету», — с горечью подумала продавщица, и улыбка на ее миловидном лице уже не появлялась. И хотя в душе ее еще хранилась надежда, что после обычных разговоров о комбайнах и о горючем клиенты коснутся и самого «соперника», но тут откуда-то появился Рубцов-Емницкий и окончательно все дело испортил. Живой в движениях, чисто выбритый, празднично-веселый, с портфелем в руках, он тут же осведомился, хорошо ли пиво, нет ли каких жалоб, а потом сообщил, в какие магазины и какие товары завезены по случаю приезда актива, и в заключение потребовал себе пива.

— А вы посмотрите! — вдруг крикнул он. — Кондратьев! Николай Петрович идет под ручку со старым Тутариновым… Я побежал!

22

Иногда в спектаклях или кинофильмах, повествующих о жизни сельского района, можно увидеть довольно-таки уютный кабинет, в котором, согласно заранее продуманной сценической композиции, есть решительно все: на переднем плане, как правило, под зеленым сукном стоит стол, формой своей непременно похожий на букву «Т»; чуть поодаль показан кожаный диван, а от него в обе стороны шеренгой выстроились стулья вдоль стены с двумя окнами на площадь; не упущены и такие предметы, как графин с водой, телефон, карта района и т. п.

В верхней части буквы «Т», то есть в самом центре кабинета, сидит секретарь райкома, чаще всего мужчина почтенного возраста, в поношенном полувоенном костюме, с задумчиво-строгим или (смотря по замыслу автора), добродушно-ласковым лицом. Перед ним величиною во весь стол лежит лист бумаги — сводка за последнюю пятидневку; тут же раскрыта папка, — в ней хранится доклад, написанный в отделах райкома и перепечатанный на машинке за две недели раньше того момента, когда секретарь собирался подняться на трибуну.

Видно, что постановщик всеми силами старался показать именно то, что секретарь в данный момент весь вошел в кипучую жизнь района и в эту минуту занят чрезвычайно важным делом; что его не удовлетворяет заранее написанный доклад и он пополняет его самыми свежими цифрами: то заглядывает в сводку, то что-то спешно записывает в листы, лежащие в папке; и, чтобы подчеркнуть свою главную мысль, постановщик тут же вводит на сцену помощника секретаря, обычно девушку, с лицом чрезвычайно безобидным. Девушка говорит тихим голосом о том, что люди давно приехали и волнуются, что пора бы уже открывать собрание. Секретарь, не отрываясь от своего дела, подымает руку так, что ладонь ее обращена к девушке, — такой энергичный жест означает: «Пусть еще немного подождут, я скоро выйду…» Затем мы видим того же мужчину с добродушным или строгим лицом (опять сообразуясь с волей автора), едущим в стареньком «газике», подымающем по дороге страшную пыль. И вот «газик» останавливается, секретарь, держа под мышкой папку, в которой не так давно хранился доклад, направляется решительным шагом к комбайну или к полольщицам, — словом, во всем строго исполняя волю режиссера…

Что и говорить, такого рода сцены весьма примитивны, хотя, разумеется, нечто подобное и можно встретить не только, скажем, в кино, но и в действительности.

В каждом сельском райкоме есть кабинеты, диваны, стулья, на столах лежат сводки за последнюю пятидневку, и по степи пылит «газик», но в жизни все это бывает и естественно и красиво. Сама жизнь, этот талантливый режиссер, размещает и декорации, и предметы, и действующих лиц, находись они в кабинете или же на улице, на площади станицы, так удивительно просто и картинно, что самый выдающийся постановщик, знающий все законы драматургии, не смог бы создать такие яркие и неповторимые мизансцены.