Том 17

«Всякий, кто был захвачен в мундире регулярных войск среди коммунистов, расстреливался на месте без малейшей пощады. Правительственные войска проявляли невиданную жестокость».

«Г-н Тьер сообщил Национальному собранию ободряющие подробности смерти Флуранса». Версаль. 4 апреля. Тьер, этот уродливый карлик, сообщает о своих пленниках, доставленных в Версаль (в своей прокламации):

«Никогда опечаленный взор честных людей» (молодцов Пьетри!) «еще не видел более бесчестных представителей бесчестной демократии».

«Винуа протестует против пощады восставшим офицерам и рядовым».

6 апреля появился декрет Коммуны о репрессиях (и заложниках):

«Принимая во внимание, что версальское правительство открыто попирает законы человечности и законы ведения войны и что оно виновно в ужасах, какими не запятнали себя даже чужеземные завоеватели Франции... постановляется и т. д.» (следуют пункты)[390]. 

5 апреля. Прокламация Коммуны.

«Ежедневно версальские бандиты убивают или расстреливают наших пленных, и ежечасно мы узнаем о совершении нового убийства... Народ, даже в своем гневе, ненавидит кровопролитие, как ненавидит и гражданскую войну, но его долг — защитить себя от зверских покушений своих врагов, и чего бы это ни стоило, отныне будет — око за око и зуб за зуб»[391].

«Полицейские, сражающиеся против Парижа, получают по 10 франков в день».

Версаль. 11 апреля. Ужасающие подробности о хладнокровных расстрелах пленных, не перебежчиков, передаваемые с явным удовольствием старшими офицерами и другими очевидцами.

В своем письме к Тьеру Дарбуа протестует

«против чудовищных эксцессов, усугубляющих ужас нашей братоубийственной войны». В таком же духе пишет Дегерри (священник церкви Ла-Мадлен):

«Эти казни вызывают великий гнев в Париже и могут привести к страшным репрессиям». «Так, уже принято решение в ответ на каждую новую казнь казнить двоих из многочисленных заложников, которых держат в своих руках. Судите же, до какой степени настоятельно и безусловно необходимо то, чего я добиваюсь от вас как священник».

Среди этих ужасов Тьер пишет префектам: «L'Assemblee siege paisiblement». (Elle aussi a le coeur leger.) [«Собрание мирно заседает» (Оно тоже относится к событиям с легким сердцем). — Здесь обыгрывается выражение председателя совета министров Оливье, заявившего накануне объявления войны Пруссии, что он «с легким сердцем» берет на себя ответственность за войну. Ред.].

Тьер и комиссия из пятнадцати депутатов «помещичьей палаты»[392] с хладнокровным бесстыдством «официально опровергают» сообщения о «мнимых массовых казнях а репрессиях, приписываемых версальским войскам». Но папаша Транснонен в своем циркуляре от 16 апреля по поводу бомбардировки Парижа пишет:

«Если и было сделано несколько пушечных выстрелов, то не версальской армией, а некоторыми инсургентами, которые хотели показать, что они сражаются, хотя на деле они боялись нос показать».

Тьер доказал, что он превосходит своего героя, Наполеона I, по крайней мере в одном — в печатании лживых бюллетеней. (Разумеется, Париж бомбардирует сам себя, чтобы иметь возможность клеветать на г-на Тьера!)

В ответ на эти чудовищные провокации бонапартовских мошенников Коммуна ограничилась тем, что взяла заложников и пригрозила репрессиями, но ее угрозы остались мертвой буквой! Даже жандармы, переряженные в офицеров, даже захваченные в плен полицейские, при которых были найдены разрывные бомбы, не были преданы военному суду! Коммуна отказалась запачкать свои руки кровью этих гнусных ищеек!

За несколько дней до 18 марта Клеман Тома представил военному министру Лефло план разоружения трех четвертей национальной гвардии.

«Цвет парижской черни, — заявил он, — сосредоточился вокруг Монмартра и действует заодно с Бельвилем».

Национальное собрание

Собрание, выбранное 8 февраля под давлением неприятеля, которому версальские правители сдали все форты и выдали беззащитный Париж, — это Версальское собрание было созвано с одной единственной целью, ясно указанной в самой конвенции, подписанной в Версале 28 января: решить, можно ли продолжать войну, или заключить мир; и в этом последнем случае договориться об условиях мира и обеспечить возможно более быстрое очищение французской территории от неприятеля.

Шанзи, парижский архиепископ и т. д.

Освобождение Шанзи состоялось почти одновременно с бегством Сессе. Роялистские журналисты единогласно предрешили смерть генерала. Они хотели навязать красным эту милую процедуру. Трижды-де отдавался приказ о его казни, и на этот раз, мол, его действительно собираются расстрелять.