К невзгодам будничным привыкнуть должен я.Вот, например, вчера пришли убить меня.А все из-за моих нелепейших расчетовНа право и закон! Несчастных идиотовТолпа в глухой ночи на мой напала дом.Деревья дрогнули, стоявшие кругом,А люди — хоть бы что. Мы стали подниматьсяНаверх с большим трудом. Как было не боятьсяЗа Жанну? Сильный жар в тот вечер был у ней.Четыре женщины, я, двое малышей —Той грозной крепости мы были гарнизоном.Никто не приходил на помощь осажденным.Полиция была, конечно, далеко;Бандитам — как в лесу, вольготно и легко.Вот черепок летит, порезал руку Жанне.«Эй, лестницу! Бревно! Живей, мы их достанем!»В ужасном грохоте наш потерялся крик.Два парня ринулись: они в единый мигПритащат балку им из ближнего квартала.Но занимался день, и это их смущало.То затихают вдруг, то бросятся опять,А балки вовремя не удалось достать!«Убийца!» Это — мне. «Тебя повесить надо!»Не меньше двух часов они вели осаду.Утихла Жанна: взял ее за ручку брат.Как звери дикие, опять они рычат.Я женщин утешал, молившихся от страха,И ждал, что с кирпичом, запущенным с размахаВ мое окно, влетит «виват» хулиганьяВо славу цезаря, изгнавшего меня.С полсотни человек под окнами моимиКуражились, мое выкрикивая имя:«На виселицу! Смерть ему! Долой! Долой!»Порою умолкал свирепый этот вой:Дальнейшее они решали меж собою.Молчанья, злобою дышавшего тупою,Минуты краткие стремительно текли,И пенье соловья мне слышалось вдали.