Том 13

— Хуже некуда! Да он хоть кого изведет! Я думал, после выпивки он станет приятнее. Он ведь очень много выпил.

— Еще несколько дней осталось терпеть, а там…

— Ты согласна с мамой, Мэйбл, что он делает это не намеренно?

— Конечно, согласна.

— Как он сидит и улыбается! Ушел бы себе в пустыню и там улыбался!

— А может быть, он уже там…

4

— Это вам, — сказал слепой. — Все, что я могу сделать в моем положении. С крестом пришлось повозиться. Боюсь, немного тяжеловат. Но я думаю, что вы не взыщете.

— Да это настоящий шедевр!

— Серьезно? — спросил слепой. — Можно еще подправить красками. Тогда он станет больше похож на человека.

— Обязательно это сделаю.

— Я бы оставил лицо и крест некрашеными. Но волосы, одежда и кровь из-под тернового венца — все это выиграет, если немного подкрасить. Ну, а как поживает человек, который совратил Гедлиберг?

Бывший № 299 открыл книгу.

— «…Гудсон оглядел его с головы до пят, точно отыскивая на нем местечко погаже, и сказал: «Так вы, значит, от комиссии по расследованию?» Солсберри отвечает, что примерно так оно и есть. «Хм! А что им нужно подробности или достаточно общего ответа?» «Если подробности понадобятся, мистер Гудсон, я приду еще раз, а пока дайте общий ответ». «Ну, хорошо, тогда скажите им, пусть убираются к черту. Полагаю, этот общий ответ их удовлетворит. А вам, Солсберри, советую: когда придете за подробностями, то захватите корзинку, а то в чем вы потащите домой свои останки?»

Слепой засмеялся от удовольствия.

— Эх! Люблю я этого Твена. Хорошее чувство юмора — ничего приторного.

— Хинин и собачий лай?

— Собачий лай, да и хватка тоже, — сказал слепой. — А что вы сами думаете о человеке?

— Мало или ничего.

— И все же в общем он не так уж плох. Возьмите нас с вами. У каждого из нас свои неприятности, а мы веселимся, как мальчишки. Надо полагаться только на самого себя, или придется страдать. Ведь вы то же самое думаете? Правда? Вот и головой кивнули. Или мне показалось?

— Нет, не показалось. Похоже, что ваши глаза видят не хуже, чем у зрячего.

— Они у меня блестящие, да? Мы с вами могли бы выплакать свои глаза. Но мы этого не сделали. Вот почему я и говорю, что с нами дело обстоит не так уж плохо. Отойди от мира и не вешай носа! Все равно счастливы вы будете только тогда, когда решите, что в жизни хуже, чем сейчас, быть не может. Так ведь, а?

— Да.

— Мне для этого понадобилось пять лет. А вам?

— Около трех.

— Что ж, у вас передо мной преимущество — происхождение и образование. Это даже по голосу чувствуется — тонкий такой, насмешливый. А я начинал в парикмахерской. И там мне не повезло — несчастный случай со щипцами для завивки. Больше всего мне жаль, что не могу ходить на рыбалку. Некому сводить меня. А вам не жаль, что вы больше не можете кромсать людей?

— Нет.

— Да, вероятно, у образованных людей вообще не бывает слабостей. А вот у меня настоящая страсть к рыбалке. Не было случая, чтобы я пропустил хоть одно воскресенье, в любую погоду. Вот почему я теперь занялся резьбой. Надо иметь какой-нибудь конек, а иначе как жить? А вы будете писать о себе? Я ошибся, или вы покачали головой?

— Нет, не ошиблись. Мой конек — наблюдать жизнь.

— В свое время, может, это подошло бы и мне тоже. Всегда любил сидеть и смотреть, как река катит свои воды. Я ведь немножко и философ тоже. А вот вы нет, этого не скажу.

— Почему?

— Да так… Кажется мне, что вы чересчур уж хотите жизнь себе подчинить — в том-то и беда всех благородных джентльменов. Скажите, я не прав?

Бывший № 299 захлопнул книгу и встал.

— Гордость, — сказал он.

— А-а! — откликнулся слепой. — Это первейшая ваша утеха. Так я и думал. Заходите еще, если я вам не надоел.

— И отвезти вас на рыбалку?

— В самом деле?! Отвезете?! Дайте вашу руку. Бывший № 299 протянул руку. Слепой ощупью нашел ее…

5

— В среду поедем опять, приятель. Я вас не очень обременяю?

— Хорошо, в среду.

Держа корзинку с уловом в руке, слепой постоял у дверей своего дома, прислушиваясь к удаляющимся шагам своего нового друга, потом ощупью добрался до дивана под раскрашенным ковылем. Сунув озябшие ноги под плед, он удовлетворенно вздохнул и уснул.

А бывший № 299 шел домой мимо обнаженных акаций и кустов сирени перед окнами маленьких домиков. Войдя в свой дом, он поднялся к себе в кабинет, сел в кресло и протянул ноги к огню. Кошка, почуяв запах рыбы, прыгнула к нему на колени.

— Филипп, можно мне войти?

— Войди.

— Вся прислуга от нас уходит. Я хотела сказать… Ты не согласился бы все бросить и поехать со мной за границу?

— К чему это внезапное самопожертвование?

— Ох, Филипп, как трудно говорить с тобой. Ну чего ты, собственно, от меня хочешь?

— Возьми половину моих денег и уезжай.

— А ты что будешь здесь делать один?

— Найми кухарку. Мы с кошкой обожаем кухарок.

— Филипп!

— Да?

— Ну скажи мне, что у тебя на душе? Ты хочешь всю жизнь оставаться таким одиноким, как теперь?

Бывший № 299 взглянул на нее.

— Действительность ничего не значит для тех, кто никогда не смотрел ей в глаза. А я смотрел.

— Но почему…

— Дорогая Берта — ведь, кажется, так тебя зовут?

— Бог мой! Ты ужасен!