Том 1. Здравствуй, путь!

— Нормально.

Живший на стыке двух эпох, богатых событиями, — последние годы царизма, первая мировая война, Февральская революция, Октябрьская революция, гражданская война, разруха, военный коммунизм, восстановительный период и начало индустриализации, — Роман Гусев достаточно побывал в сложных положениях. У него выработалось великое уменье выпутываться. Ни растерянности, ни даже особого удивления ни перед чем, везде он как дома, будто все перепробовал и твердо знает: чудес нет, все нормально, главная сила — трудовой человек.

— Как нравится здесь? — продолжал Елкин.

— Нормально. Я ведь не новичок тут, — жил, воевал, скитался. И сейчас приехал не за «нравится».

— Зачем же?

— Строить по рабоче-крестьянски. Приспело наше время.

— Очень приятно, нам нужны такие. Ну, выкладывайте, с чем пришли!

Бригадир заговорил о закрытом складе для машин. Елкин сказал на это:

— Не надо. Задача не в том, чтобы укрывать, сберегать машины, а в том, чтобы поскорей убрать их отсюда куда следует. Здесь им нечего делать.

— Почему же не убирают?

— Мало рабочих, грузчиков. Вываливают из вагонов как попадя.

— Станция полна народу. Кто они?

— Грабари, плотники, укладчики.

— А те, что гарцуют на конях?

— Пока они — гости, зеваки, вестники, а нередко просто-напросто сплетники Длинного Уха. Но есть указание правительства, что наша задача — не только строить дорогу, а и широко привлечь на стройку местное население, подготовить из него умелых рабочих, техников, железнодорожников.

— Понятно, — прогудел бригадир. — Стало быть, грузчиков я должен завлекать сам.

— Да, лучше не надеяться на кого-то. Свяжись с отделом кадров, с профсоюзом и действуй! Ну, что еще?

— Тут есть телеграфистка Шолпан.

— Знаю.

— Сама доставляет телеграммы, нет разносчика.

— Знаю.

— Совсем замучилась бабенка. Надо помочь.

— Телеграф не нашего ведомства. Я не могу тратиться на него.

— А по-другому. Организовать группу содействия из тех, что скачут без дела. Вместо того чтобы гонять попусту, будут развозить телеграммы.

— Это надо обговорить с партийной частью, с профсоюзом и телеграфом.

Елкин решил, что новый ферт иного, не ледневского порядка, не критикан по духу противоречия, а вдумчивый рационализатор. Посмотрим, что будет дальше.

Гусев пошел договариваться о доставке телеграмм и вербовке грузчиков. Держался он везде по конституции: рабочему человеку в рабочем государстве всякое дело — его дело, нет посторонних. Против группы содействия при телеграфе никто не возражал. Желающих в нее набралось больше, чем надо. Отобрать двоих-троих, самых надежных, взялась Шолпан.

Для вербовки местного населения в грузчики и на другие работы решили послать комиссию. Кандидатов выдвигали и обсуждали на широком собрании в конторской палатке, наполовину открытой для света. В момент обсуждения около палатки стоял «доджик», как всегда окруженный конными и пешими степняками. На его борту сидел Тансык и что-то рассказывал собравшимся. Он поднимал руки, ноги, болтал ими, то подавался корпусом вперед, то откидывался назад, будто сидел на шиле и работал всем телом, чтобы сохранить равновесие. Все бывшие в конторе умолкли и начали вслушиваться. Но понять… где тут понять, когда они знали всего несколько казахских слов: аман, бар, жаксы, джёк.

— Агитирует, — усмехнулся Елкин, — проповедует. Что он такое в самом деле преподносит им каждый день и с такой страстью?

— Можно предполагать, что жуткую чепуху, — сказал Леднев. — Эта агитация может дать самые неприятные результаты.

— Да, правда… Надо как-то взять ее под контроль. У меня сейчас мелькнуло — приспособить Тансыка агитатором, накачать его как следует. У него есть все для заправского пропагандиста: осанка, голос, жесты. Надо заняться им.

— Все перепутает. Получится у него в голове такая хурда-мурда, что… — Леднев фыркнул.

— Он парень способный.

— Сплетник и фантазер. Был этим — как их… Длинным Ухом. Они — страшенные говоруны, фантазеры, сочинители.

— Вот и направить эти качества в добрую сторону. Вы не займетесь с ним? — предложил Ледневу Елкин.

— Отказываюсь от всяких таких занятий. С этим обратитесь к бригадиру Гусеву, он берется за все.

Решили без дальнейшей проволочки послать на вербовку Тансыка и Гусева.

В начале ноября 1927 года рано утром протяжно, сильно зазвенел паровозный гудок укладочного городка. Все знали, что так, по-заводски, гудком, решено начинать укладку великой дороги, и все сбежались к тому месту, где от старой насыпи отходила новая, еще без шпал и рельсов.

Рабочие укладочного городка заняли свои места: одни у штабелей шпал, другие у платформ с рельсами, третьи у запряженных бричек.

Еще раз прогудел паровоз. Представитель советского правительства сказал речь, закончив ее пожеланием: «Счастливого пути, строители Турксиба!»

Духовой оркестр заиграл «Интернационал», сотни людей подхватили его. При последних звуках Елкин обнял начальника укладки, старшего рабочего, и сделал такое движение, какое значило, что обнимает всех строителей. Начальник укладки сбросил пиджак, дал команду: «Начинай!» — и подошел к платформе с рельсами.