Вблизи грабарей работали казахи. У них дело шло хуже: лопаты не лезли в грунт, глыбы не хотели отставать, грабарки заполнялись невыносимо медленно. Люди потели, задыхались, старались изо всех сил, а работа почти не двигалась.
Техник Усевич сердито расхаживал среди копошившихся людей и, когда случалось, что они сшибали знаки, сделанные изыскателями, налетал на виновных с злобно-изысканной бранью:
— Ишаки, бараны, орда несчастная! Хвосты бы лошадям шли закручивать, а не дороги строить!..
Елкин подъехал к технику и спросил:
— Где вас обучали такой мастерской брани?
— Я отказываюсь работать с ними, — заявил техник. — Они перепутали все отметки. Кто выдумал эту коренизацию. У нас не школа, не собес, а строительство. Цацкаться с казахами — не мое дело, а профсоюзное. Мое дело — дорога. С меня за нее спросят.
— Спросят и за казахов. Они тоже входят в нашу обязанность. Теперь не царское время, нельзя рабочего по шапке. Теперь если не умеет — научи, не хочет — убеди, воспитай.
— Тетешкайся, как матушка с детками? — техник засмеялся.
— Все мы — дети одной матери земли и одного отца неба, — отозвался Елкин. — Родня близкая, братья.
— Только вот на нас матушка с батюшкой могли шикнуть, крикнуть, а мы на этих братьев не моги, — пожалел Усевич. — Что прикажете, заново ставить отметки?!
— Если вы построите насыпь без них, я не буду возражать. — Елкин засмеялся всеми морщинками своего лица. — Вы сделаете большое открытие. Я еще не видывал такого чуда. Я за коренизацию, строить людей не менее важно, чем строить дорогу. Идите и начинайте снова!
— Я не уверен, что они во второй раз сделают правильно.
— Переделайте десять раз, но научите!
Техник нервно передернул плечами:
— Мне обидно делать неблагодарную работу.
— Учить казахов? Я не понимаю вас, молодой человек. Ему поручено учить людей, а он говорит о неблагодарности. Труд учителя, инженера, отца, которые потратили на вас годы времени, тонны сил, тоже неблагодарен? В чем вы находите достойную оплату вашего труда?
— Известно в чем, — оплата одна, деньги. Я не желаю продаваться за двести рублей.
— А сколько бы хотели получать?
— К чему говорить, все равно ничего не прибавят.
— Ошибаетесь. В нашей стране умеют ценить усердие и энтузиазм. — Последнее слово Елкин произнес с особым нажимом.
Техник понял, что за его энтузиазм не прибавят, и повернулся уйти.
— Нет, подождите! — остановил его Елкин. — Дать лопату людям, не видавшим ее, и тут же, не дожидаясь, когда привыкнут к ней, обзывать ишаками — это не коренизация, а издевательство. Рядом с вами прекрасные землекопы — грабари, а вы, наверно, не догадались сказать казахам: учитесь у них.
— По-вашему — делать экскурсии к грабарям?!
— Как хотите, а опыт, уменье грабарей казахи должны перенять. Запомните: мы должны привлечь на строительство тысячи казахов, а затем и построенную дорогу передать в руки коренного населения. Следственно, подготовить его к этому. Тут не может быть никаких пересудов, это обязательно. Это — указание высших государственных органов.
При сдельной оплате, практикуемой на большинстве строительных работ, новички еле оправдывали свое пропитание, быстро теряли интерес к дороге, подхватывали широко бродившее подозрение, что их обсчитывает контора, и начинали своими средствами сводить счеты: угоняли лошадей, брички, уносили спецовку. Некоторые поступали на дорогу с единственной целью получить в кооперации чай, сахар, мануфактуру. Получив, они немедленно уходили на новые пункты с той же целью получить, унести, угнать. Этот слой, прозванный «пайщиками», быстро увеличивался и угрожал всей системе снабжения.
Профсоюз требовал ввести на первое время поденную оплату. Администрация не соглашалась. Шли затяжные переговоры.
Был час выхода на работу. Грабари с лопатами на плечах шли к насыпи, каждый из них нес на лопате по восходящему ярко-желтому солнцу. Водовоз у кухни освобождал бочку, струя воды победно трубила в дно ведра. У закрытой лавочки транспортного потребительского общества — ТПО — стояла кучка казахов. Один из них, Айдабул, заглядывал в замочную скважину и ругался, что прорез слишком узок.