По трьхъ убо дьньхъ уведевъши мати его, яко съ страньныими отъиде, и абие погъна въследъ его, тъкъмо единого сына своего поимъши, иже бе мьний блаженааго Феодосия. Таче же, яко гънаста путь мъногъ, ти тако пристигьша, яста и́, и отъ ярости же и гнева мати его имъши и́ за власы, и поврьже и́ на земли, и своима ногама пъхашети и́, страньныя же много коривъши, възвратися въ домъ свой, яко некоего зълодея ведущи съвязана. Тольми же гневъмь одрьжима, яко и въ домъ ей пришьдъши, бити и́, дондеже изнеможе. И по сихъ же, въведъши и́ въ храмъ и ту привяза и́, и затворьши, и тако отъиде. Божьствьный же уноша вься си съ радостию приимаше, и Бога моля, благодаряше о вьсехъ сихъ. Таче пришедъши мати его по двою дьнию отреши и́ и подасть же ему ясти, еще же гневъмь одьржима сущи, възложи на нозе его железа, ти тако повеле ему ходити, блюдущи, да не пакы отъбежить отъ нея. Тако же сътвори дьни мъногы ходя. По томь же пакы умилосрьдивъшися на нь, нача съ мольбою увещавати и́, да не отъбежить оть нея, любляше бо и́ зело паче инехъ и того ради не тьрпяше без него. Оному же обещавъшюся ей не отъити отъ нея, съня железа съ ногу его, повелевъши же ему по воли творити, еже хощеть. Блаженый же Феодосий на прьвый подвигъ възвратися и хожаше въ цьркъвь Божию по вся дьни. Ти видяше, яко многашьды лишаеме сущи литургии, проскурьнааго ради непечения, жаляшеси о томь зело и умысли же самъ своимь съмерениемь отълучитися на то дело. Еже и сътвори: начатъ бо пещи проскуры и продаяти, и еже аще прибудяше ему къ цене, то дадяше нищимъ. Ценою же пакы купяше жито и, своима рукама измълъ, пакы проскуры творяше. Се же тако Богу изволивъшю, да проскуры чисты приносяться въ цьркъвь Божию отъ непорочьнаго и несквьрньнааго отрока. Сице же пребысть двенадесяте лете или боле творя. Вьси же съврьстьнии отроци его ругающеся ему, укаряхути и́ о таковемь деле, и тоже врагу научающю я. Блаженый же вься си съ радостию приимаше, съ мълчаниемь и съ съмерениемь.
Ненавидя же испрьва добра золодей врагъ,[927] видя себе побежаема съмерениемь богословесьнааго отрока, и не почиваше, хотя отъвратити и́ отъ таковаго дела. И се начатъ матерь его поущати, да ему възбранить отъ таковааго дела. Мати убо, не тьрпящи сына своего въ такой укоризне суща, и начатъ глаголати съ любъвию к нему: «Молю ти ся, чадо, останися таковааго дела, хулу бо наносиши на родъ свой, и не трьплю бо слышати отъ вьсехъ укаряему ти сущю о таковемь деле. И несть бо ти лепо, отроку сущю, таковааго дела делати». Таче съ съмерениемь божьствьный уноша отъвещавааше матери своей, глаголя: «Послушай, о мати, молю ти ся, послушай! Господь бо Исусъ Христосъ самъ поубожися и съмерися, намъ образъ дая, да и мы его ради съмеримъся. Пакы же поруганъ бысть и опльванъ и заушаемъ, и вься претьрпевъ нашего ради спасения. Кольми паче лепо есть намъ трьпети, да Христа приобрящемъ. А еже о деле моемь, мати моя, то послушай: егда Господь нашь Исусъ Христосъ на вечери възлеже съ ученикы своими, тъгда приимъ хлебъ и благословивъ и преломль, даяше ученикомъ своимъ, глаголя: “Приимете и ядите, се есть тело мое, ломимое за вы и за мъногы въ оставление греховъ”.[928] Да аще самъ Господь нашь плъть свою нарече, то кольми паче лепо есть мне радоватися, яко съдельника мя съподоби Господь плъти своей быти». Си слышавъши мати его и чюдивъшися о премудрости отрока и отътоле нача оставатися его. Нъ врагъ не почиваше, остря ю на