У губ твоих, у рук твоих… У глаз,В их погребах, в решетчатом их вырезе —Сияние, молчание и мгла,И эту мглу — о светочи! — не выразить.У глаз твоих, у рук твоих…У губ,Как императорское нетерпение,На пурпуре, сияющем в снегу, —Закристаллизовавшееся пение!У губ твоих, у глаз твоих… У рук, —Они не шевельнулись, и осилили,И вылились в согласную игру:О лебеде, о Лидии и лилии!На лыжах звука, но без языка,Но шепотом, горя и в смертный час почтиРыдает сумасшедший музыкантО Лидии, о лилии и ласточке!И только медно-красный барабанВ скольжении согласных не участвует,И им аккомпанирует судьба:— У рук твоих!— У губ твоих!— У глаз твоих!
«Глаз таких черных, ресниц таких длинных…»
Глаз таких черных, ресниц таких длинныхНе было в песнях моих,Лишь из преданий Востока старинныхЗнаю и помню о них.В царственных взлетах, в покорном паденьи —Пение вечных имен…«В пурпур красавицу эту оденьте!»Кто это? — Царь Соломон!В молниях славы, как в кликах орлиных,Царь. В серебре борода.Глаз таких черных, ресниц таких длинныхОн не видал никогда.Мудрость, светильник, не гаснущий в мифе,Мощь, победитель царей,Он изменил бы с тобой Суламифи,Лучшей подруге своей.Ибо клялись на своих окаринахСердцу царя соловьи:«Глаз таких черных, ресниц таких длинныхНе было…» Только твои!
Бровей выравнивая дуги,Глядясь в зеркальное стекло,Ты скажешь ветреной подруге,Что всё прошло, давно прошло;Что ты иным речам внимаешь,Что ты под властью новых встреч,Что ты уже не понимаешь,Как он сумел тебя увлечь;Что был всегда угрюм и нем он,Печаль, как тень свою, влача…И будто лермонтовский ДемонГлядел из-за его плеча…С ним никогда ты не смеялась,И если ты бывала с ним,То лишь томление и жалостьВладели голосом твоим.Что снисходительности кроткойНе можешь ты отдаться вся,Что болью острой, но короткойРазрыв в душе отозвался.Сверкнув кольцом, другою бровьюРука займется не спеша,Но, опаленная любовью,Не сможет лгать твоя душа!И зазвенит она от зова,И всю ее за миг одинНаполнит некий блеск грозовыйДо сокровеннейших глубин.И вздрогнешь резко и невольно,К глазам поднимется платок,Как будто вырван слишком больноОдин упрямый волосок.