Еще сиял огнями Трианон,Еще послов в торжественном ВерсалеКороль и королева принимали, —Еще незыблемым казался трон.И в эти дни на пышном маскараде,Среди цыганок, фавнов и химер,Прелестнице в пастушеском нарядеБлестящий был представлен кавалер.Судьба пастушке посылала друга, —Одна судьба лишь ведала о том,Что злые силы собирает вьюгаНад мирным Трианоновским дворцом;Что все утехи отпылают скоро,Что у пастушки в некий день один —Единственной останется опоройВот этот скандинавский дворянин;Что смерть близка и тенью ходит рядом,Что слезы жадно высушит тюрьма,А дворянин глядел спокойным взглядом,Бестрепетным, как преданность сама.Шептались справа и шептались слева,Но, как в глубинах голубых озер,В его глазах топила королеваСвой восхищенный и влюбленный взор.Пришли года, чужда была им милость.Взревела буря, как безумный зверь,Но в Тюельри, где узница томилась,Любовь открыла потайную дверь.И в ночь, в канун, суливший гильотину,Перед свечой, уже в лучах зари,Послала королева дворянинуПривет последний из Консьержери.В чудесной нераздельности напеваЗакончили они свой путь земной:Казненная народом королеваИ дворянин, растерзанный толпой.
В то утро — столетьи котором,Какой обозначился век! —Подросток с опущенным взоромДорогу ему пересек.И медленно всплыли ресницы,Во взор погружается взор —Лучом благодатной денницыВ глубины бездонных озер.Какие утишились бури,Какая гроза улегласьОт ангельской этой лазуриЕще не разбуженных глаз?Всё солнце, всё счастье земноеПростерло объятья емуВот девочкой этой одною,Сверкнувшей ему одному.Не к бурям, не к безднам и стужамВершин огнеликих, а статьЛюбимым и любящим мужем,Спокойную участь достать!Что может быть слаще, чудесней,Какой голубой водоем,Какие красивые песниСпоет он о счастье своем!О жалкая слабость добычиСудьбы совершенно иной!..И Небо берет Беатриче,Соблазн отнимая земной.И лучшие песни — могиле,И сердце черно от тоски,Пока не коснется ВиргилийБессильно упавшей руки.Пока, торжествуя над адом,С железною силой в кровиНе встретится снова со взглядомСвоей величайшей любви!