Пели добровольцы. Пыльные теплушкиРинулись на запад в стукоте колес.С бронзовой платформы выглянули пушки.Натиск и победа или под откос.Вот и Камышлово. Красных отогнали.К Екатеринбургу нас помчит заря:Там наш Император. Мы уже мечталиОб освобожденьи Русского Царя.Сократились версты, — меньше перегонаОставалось мчаться до тебя, Урал.На его предгорьях, на холмах зеленыхМолодой, успешный бой отгрохотал.И опять победа. Загоняем тужеКрасные отряды в тесное кольцо.Почему ж нет песен, братья, почему жеУ гонца из штаба мертвое лицо,Почему рыдает седоусый воин?В каждом сердце словно всех пожарищ гарь.В Екатеринбурге — никни головою —Мучеником умер кроткий Государь.Замирают речи, замирает слово,В ужасе бескрайнем поднялись глаза.Это было, братья, как удар громовый,Этого удара позабыть нельзя.Вышел седоусый офицер. БольшиеПоднял руки к небу, обратился к нам:«Да, Царя не стало, но жива Россия,Родина Россия остается нам.И к победам новым он призвал солдата,За хребтом Уральским вздыбилась война.С каждой годовщиной удаленней дата;Чем она далече, тем страшней она.РАССКАЗ О КАЗНЕННОМ РЕПОРТЕРЕ (1–7)[325]
А.В. Петрову
Репортер Джон Гарвей, приговоренный к смерти за убийство миллионера Оскара Томпсона,
садясь на электрический стул, оправил складки своих франтовских брюк.
Из американской газеты