Том 1. Рассказы и повести

— Почему, дядюшка, вы так думаете? — отозвалась она глухо и зарделась.

— Уж не считаешь ли ты меня слепым?

— Нет, вы, конечно, не слепой, но…

(Она хотела сказать, что сквозь плед и зрячий не видит!)

— Право, племяшенька, могла бы ты один раз для дела использовать свои чары. До сих пор они шли на разные глупости. Ты начни с ним сама торговаться и сбей цену. Вас, женщин, этому учить не надо. Раз подмигнете — десять тысяч долой, дважды подмигнете — пятнадцать долой из назначенной цены… Ну же, чекань монету глазами, Нинетт!

Фрау Врадитц скривила пухлые губки.

— Покорно благодарю, — капризно тряхнула она головой, — я предоставляю вам подмигивать, если угодно.

— Я-то охотно бы согласился, дурашка, да только от моих подмигиваний толку чуть!

— А у меня глаза не для этого!

— Ох, что за агнец невинный! Сколько раз ты пускала их в ход даром, просто так. Ты мне зубы не заговаривай!

— Даром — это другое дело.

— Ты глупа, как ослик.

Лакей распахнул створки двери и доложил, что кушать подано.

Кожибровский мигом очутился возле красавицы и подал ей руку.

— Посмотрим, что там мои сообразили. Вы, должно быть, умираете от голода!

— Скорей от любопытства.

Он провел ее через гостиную с обитой шелком цвета бирюзы мебелью в столовую, где было накрыто на пять персон, не хуже, чем у «Максима» в Париже. Даже модные тогда хризантемы не были забыты. По левую руку от себя хозяин посадил министра, по правую — фрау Врадитц. Суп уже был разлит, от него шел пар а серые кружочки грибов кокетливо плавали в тарелках.

Одновременно с появлением хозяина и гостей в боковой комнате вдруг заговорили смычки — их было, пожалуй, не менее восьми; тут же мягко вмешалась флейта, потом кларнет, потом цимбалы.

— Что это? — всполошились берлинцы.

— А-а, это так, мои домашние цыгане.

Музыканты были одеты в живописные костюмы, какие носили воины черного отряда короля Матяша в спектакле, состоявшемся когда-то в Кашше.

— Да вы, Кожибровский, живете тут, черт побери, не хуже любого маркграфа!

— Должно же быть у меня какое-нибудь развлечение, — оправдывался скромно граф. — Я не пью, в карты не играю, жены у меня нет. Что мне остается? Я бы умер от скуки, лишившись возможности хотя бы иногда послушать музыку.

— А чем плохи соловьи в вашем лесу? Вдобавок, они развлекают вас даром. Этот же оркестр вам, наверное, стоит огромных денег!

Кожибровский пожал плечами, затем сказал с апостольской простотой:

— Они съедают то, что дает земля, ну и мне оставляют немного. И на том спасибо.

Тут на столе начало появляться все то, что ему «оставили»: сперва внесли большое блюдо с морскими раками и устрицами, к нему, как водятся, подали немного белого бургундского, затем последовала спинка барашка, приготовленная на английский лад, к ней — немного красного, как гранат, бургундского, наконец, принесли молодую гусятину с салатом из огурцов и, конечно, шампанского «Гайдзик».

Когда подняли бокалы с шампанским, Сламчик встал, погладил внушительную бороду, торжественно кашлянул и заговорил: — Уважаемые господа и моя очаровательная соседка! Прежде чем мы осушим наши бокалы, я хочу вам рассказать небольшую историю. Не так давно мы — несколько человек — охотились вместе с его величеством на фазана. Мы с королем шли впереди других через пашню, как вдруг на вспаханной борозде у ног его величества что-то сверкнуло. Я поднял сей предмет. Это оказался орден Липота среднего достоинства. Что предшествовало ему, как именно этот крест очутился на борозде, можно было только гадать. Видимо, кто-то из гостей короля обронил когда-то здесь орден. Я протянул находку его величеству, и тут его величество говорит мне: «Оставьте орден у себя. Крест принадлежал земле, и я его у земли не отниму, то есть ее же снова им и украшу. (Ей-богу, прекрасная и поистине королевская мысль, недаром родилась она в голове властителя аграрной державы.) Украшу им наиболее хорошо обработанный участок земли, самый плодородный и самый благодатный участок, вернее — его владельца. Немедленно сделайте мне представление». И вот я, прислушавшись к голосу собственной совести, назвал образцовым хозяйством нашей страны тримоцкое поместье. Тогда король повелел мне лично поднести крест в знак высочайшего отличия достопочтенному землевладельцу, рассказав ему при этом все, что вы только что слышали. И этот землевладелец не кто иной, как наш с вами милый гостеприимный хозяин, точнее, граф Кожибровский, за здравие которого я и поднимаю свой бокал!

Тут он достал из кармана освеженный новой лентой крест и повесил на шею графу, который отнюдь не казался растроганным.

— Сказать по правде, мне совершенно неясно, — проговорил он, улыбаясь, — кто же является кавалером ордена Липота среднего достоинства — я или тримоцкое имение?

— Sapristi! — горячо вмешался ошеломленный барон Кнопп, на которого вся эта сцена произвела огромное впечатление. — А что было бы, купи я случайно поместье на какие-то четверть часа раньше?

— Затрудняюсь вам ответить, — сказал министр елейно, запустив пальцы в бороду. — Вопрос не такой уж простой.