Том 1

За мельницей, со стороны глухой стены, не оказалось никаких укрытий — голый, уезженный подводами двор. Лаз в стене был — большая дыра от снаряда.

Швырнув в нее по гранате, Спивак с Разумовским, а за ними и бойцы кинулись в какой-то темный, заваленный старым железом, дровами и ящиками подвал. В это время Осадчий, услышав взрывы гранат за мельницей, поднял остальных бойцов и побежал с ними к главному входу. Артиллеристы прекратили огонь. Начался рукопашный бой в отделениях мельницы, на лестницах, в коридорах и проходах между элеваторами и зерноочистками, таких тесных, что не хватало место размахнуться прикладом, — бой непродолжительный, но жестокий.

В больших домах с путаным расположением комнат бойцы дерутся особенно яростно, — может быть, потому, что здесь им всюду мерещатся засады, и возросшее чувство опасности, подстерегающей их на каждом шагу, взвинчивает злость. Тут уж, когда враг в последнюю минуту бросает автомат и поднимает руки вверх, у редкого бойца хватает выдержки, чтобы не заколоть его или не обрушить ему приклад винтовки на голову с бесполезным уже для него советом: «Раньше надо делать это, гад!..»

Когда пересчитали трупы гитлеровцев в мельнице, оказалось, что было их там двадцать человек, в том числе один капитан, три лейтенанта и четыре унтер-офицера. Вспоминая сообща, после штурма, ход боя, удалось довольно точно и без споров установить, кто сколько заколол и застрелил, кто убил лейтенантов, кому на какое количество надо увеличить его боевой счет. Одного лейтенанта застрелил Осадчий, другого агитатор Андрюхин, третьего, яростно оборонявшегося, закололи вдвоем командир отделения Крыжний и боец Абросимов. Капитан не достался никому.

Спивак бросился в мельницу с одним пистолетом, без автомата. Немецкий капитан лежал с тремя егерями за станковым пулеметом на втором этаже. Спивак разрядил свой пистолет еще внизу по автоматчикам, потом дрался каким-то железным прутом, попавшимся ему под руку в машинном отделении. Поднимаясь по шаткой лестнице на второй этаж, он сорвался с верхней ступеньки, сильно расшибся при падении на цементный пол, и когда вскарабкался опять наверх, там уже орудовали со своими бойцами Осадчий, Разумовский и Андрюхин.

На его глазах капитан, бросив пулемет, застрявший в амбразуре, вскочил на подоконник и, отстреливаясь из пистолета, ранил двумя пулями Разумовского. У Осадчего разряженный пистолет болтался на шнуре сбоку, а в автомате что-то заело. Андрюхин открыл какой-то запасный ход, ведущий вниз, и в нем наткнулся на трех немцев — одного застрелил в упор, с двумя схватился врукопашную.

Спивак метнул с порога в капитана прут — не попал. Капитан навел было пистолет на Спивака — тот отскочил в сторону и пригнулся. Тогда немец, вероятно, боясь ошибиться счетом израсходованных патронов, поднес пистолет к лицу, сунул дулом в рот и выстрелил. Это был последний выстрел в мельнице.

Андрюхин сбросил вниз убитых на лестнице фашистов и взбежал опять с винтовкой наперевес наверх. Осмотревшись вокруг сумасшедшими глазами, он увидел, что колоть больше некого, вытащил из кармана платок, смочил его в крови лежавшего на полу вниз лицом раненного в грудь и в живот Разумовского, надел платок на штык и, выставив винтовку в окно, помахал импровизированным красным флагом, давая знать, что с мельницей кончено…

У маленькой, ничем не выделяющейся среди других строений хаты, облюбованной писарем Крапивкой под штаб батальона, куда связисты тянули уже провод, Спивак встретился с Петренко, — грязный, потный, уставший, будто целый день на жнивах скидал с лобогрейки, хромающий от боли в ушибленной коленке. Расставались ночью — не прощались, а встретились — обнялись.

— Чего хромаешь? — спросил Петренко. — Ранен? Опять в госпиталь хочешь? Куда ж это годится? Только из госпиталя и обратно туда?

— Нет, не ранен, — успокоил друга Спивак. — Ушиб ногу. Врача не надо, синяк и опухоль небольшая. Пройдет. Заживе, як на собаци. К Разумовскому пошли врача.

— Что с ним?

— Ранен тяжело. Там остался, в мельнице, на втором этаже. Ребята делают ему перевязку.

Петренко отрядил связного за врачом на батальонный санпункт, приказав ему:

— Бегом! И скажи — пусть потом зайдет ко мне, доложит о Разумовском.

— Жрать хочется, Микола, как из пушки, — сказал Спивак, осматриваясь, — только не каши. Ты уже устроился? Где квартира? С майором не говорил — долго будем здесь стоять? Как оно тут — не пахнет зеленым борщом со сметаной?