- Знаю! - закричал Александер, сдирая горло в кровь.
- Носи этот костюм священнослужителя с достоинством.
- Буду.
Затем Царь Царей раздраженно заскрипел своими красивыми, белыми, идеальными зубами. - И не
Александер откусил себе кончик языка, чтобы доказать свою решимость.
- Я сделаю, как Ты велишь, мой Господь. Спаси меня.
Иисус, нахмурившись, посмотрел на сигарету, будто она была слишком слабая. «Дорал», «Кент Ультра Лайт».
- Я спасу тебя, если будешь соответствовать требованиям, дружище. Все ли кальвинистское дерьмо - чушь, мы не знаем. Но у меня хорошее предчувствие насчет тебя, глупец. - Затем лицо Иисуса засветилось, словно белый неон. - Я могу тебя спасти.
- Пожалуйста, сын
- Может, и спасу. Я могу спасти твою душу. Небеса - это не шарашкина контора, скажу я тебе. Ты же читал Библию. Помнишь Книгу Пророка Даниила? Небеса - 1500 миль в длину, 1500 миль в ширину и 1500 миль в высоту, с протекающей сквозь них рекой и множеством фруктовых деревьев, так что хавка есть всегда. А опоясывают его 150-футовая изгородь из чистого нефрита. Кондоминимум с видом на море или люксовый номер в «Мэйфлауэр» рядом не стояли, не шучу. - Иисус непроизвольно почесал бороду и кивнул. - Да, мужик, я могу спасти твою душу... - Затем сын Божий со злостью схватил Александера за горло и потряс головой, как мячиком на пружинке. - Но я не могу спасти тебя от твоих грез!
Александер моргнул и проглотил очередной сгусток соплей. Иисус говорит мне, что я хожу по тонкому льду. Лучше мне прекратить валять дурака... Но... Что еще Он сказал? Что-то про... грезы?
Затем Иисус очень быстро превратился в Стивена Тайлера, его рука сжимала микрофон накрытый разноцветным платком.
- Грезь, - сказал Он, или он. - Грезь, пока твои грезы не сбудутся.
Кошмар лопнул, как назревший гнойник.
Внезапно отец Том Александер, рукоположенный католический священник и исполняющий обязанности психолога при Ричмондской Католической Епархии, вновь оказался привязан с помощью кольев к грязному цементному полу. Но в отличие от первого извращенного сна, на этот раз он лежал на спине. Вдали, в пыльной темноте мерцали свечи, поднималась влажная жара. Его пенис, казалось, съежился, словно земляной червь, умерший на солнце.
- Святой отец, молю тебя, - сказала она.
Александер ухмыльнулся, его запястья и лодыжки были привязаны к железным кольям, вбитым в пол.
- Молишь меня о
Монахиня ничего не ответила. Она подняла подол своей черной рясы, вновь обнажив лобок, густо заросший черными, как уголь волосами.
- Я - та монахиня, которая мочилась прошлой ночью на твой зад.
- Поверь, - сказал он. - Я не забыл!
- Но прежде чем ты сможешь быть очищен, ты должен быть сперва наполнен.
Александеру захотелось курить.
- Думаю, у тебя хорошо получилось наполнить меня прошлой ночью.
- Недостаточно хорошо, - сказала она с легким южным акцентом, и улыбнулась ослепляюще-невинной улыбкой. Но лишь потом священник обратил внимание на пластмассовую трубку, прозрачную, как воздуховод для аквариума, изящно зажатую между ее большим и указательным пальцем. Она вновь улыбнулась, а затем...
- Нет! - взвыл он. - Ты больная сука!
... увлажнила слюной конец трубки и начала...
- НЕТ!
... вводить в его уретру.
Та проникала все глубже и глубже, и голые бедра Александера подергивались от острых как бритва ощущений.
- Вот так, - торжественно объявила она, - До самого конца...
Александеру казалось, что у него выскочат глаза. Но что он мог сделать? Это же сон! - Я надеру тебе твою епифанистскую задницу, если не прекратишь! - предупредил он.
- Ничего ты мне не надерешь, святой отец. Ты парализован. Ты привязан к полу. - Затем она вернулась к своим текущим обязанностям. - Да, да, - приговаривала монахиня, засовывая трубку все глубже. - Вот, хороший мальчик.
Александер почувствовал, как в районе кишечника что-то поддалось, и конец трубки прошел через сфинктер уретры.
- Да...
Присев на корточки, монахиня откинулась назад с выражением глубокого удовлетворения на лице. И только потом священник заметил, откуда именно выходит другой конец трубки. Монахиня уже предварительно катетеризировала