Толстолоб

- Я не назвал бы эту работу увлекательной, но это лучше, чем жарить картошку в «Бургер Кинг». Боже, какая же она красивая, - подумал он. На самом деле, обе женщины были красивыми, но Чэрити выглядела более сдержанно, более строго. Но в Джеррике было что-то жизнеутверждающее, что-то очень открытое. Разительный контраст между загорелой кожей и белокурыми волосами. Голубые глаза, яркие, как драгоценные камни. Стройная, но фигуристая. Она могла бы даже у епископа вызвать «стояк», - подумал он. Хорошо, что я дал обет безбрачия, иначе приударил бы за ней. Господи, уже двадцать лет? Осторожней, сладкая! По крайней мере, сейчас он мог шутить на эту тему. Но, на самом деле, безбрачие оказалось проще, чем он думал. Это даже вызывало облегчение. Превращало мирскую похоть в куда более продуктивную энергию. Дав обет безбрачия, он мог объективно смотреть на женщин - бесстрастно - и признавал красоту их женской природы без примеси либидинальных гормонов. Это давало ему возможность смотреть на женщин, не желая чего-то из того, что он видел. К тому же, в более молодые годы он насытился этим по уши, так сказать. Если не больше.

- Энни где-то здесь? - спросил он. - Я ее не видел.

- Мы, кстати, тоже ее не видели, - сказала Чэрити. - Не знаю, где она может быть.

Александер затушил окурок в черепашьем панцире.

- Ночью она говорила мне, что здесь есть работник.

- Гуп, - сказала Чэрити.

- Что?

- Это его имя, - добавила Джеррика. - Гуп.

- Гуп. Ну, что ж. Где я могу найти его? Энни сказала, что он может отвезти меня в город, в магазин. Мне нужны кое-какие материалы.

У Джеррики загорелись глаза.

- О, забудьте про Гупа. Позвольте мне отвезти вас, святой отец!

3

Чем больше Дикки смотрел на Тритта Боллза Коннера, тем больше ему казалось, что тот похож на сына дьявола. Да уж. Худой, высокий с твердыми, как камень мышцами на руках, будто яблоки засунули под кожу. Черные волосы до плеч и козлиная бородка. И эта чертова бейсболка «Джон Дир». Но все это было ничто по сравнению с его взглядом. Стальные глазки напоминали отверстия в дуле ружья.

- Скучно, - заметил Тритт Боллз с пассажирского сиденья «Эль Камино». - Мне ужасно скучно, Дикки.

- Я слышал.

«Эль Камино» тарахтел вдоль 154-ого шоссе, прижимаясь к дороге под тяжестью «движка» с мощностью 450 лошадиных сил.

- Чем сегодня займемся, Боллз? У нас пока нет никаких «самогонных» рейсов.

- Это верно, Дикки. У нас нет рейсов, зато у нас в карманах по пачке «зелени», размером со свиную голень каждая. Думаю, мы найдем, чем заняться.

- Конечно, но чем?

Боллз усмехнулся, поглаживая свою черную бородку.

- Что ж, я скажу тебе, чем бы я хотел заняться. Я хотел бы отодрать в зад какую-нибудь сучку так жестко, чтоб моя «молофья» брызнула у нее из носа, будто она сморкнулась, вот.

Дикки хмуро посмотрел на руль и на рычаг «Херст».

- Ага, Боллз, только мы не можем заняться этим сейчас. Еще слишком светло. Мы не можем заниматься подобным дерьмом так рано.

- Знаю, Дикки. Я просто говорю. - Боллз нахмурился. - Но я еще голоден. Едрен батон, я так голоден, что съел бы «киску» матери Терезы. А еще ее задницу, вот. Как насчет остановиться у какой-нибудь забегаловки, перекусить?

- Я - за.

Дикки Кодилл даже не знал, кто такая мать Тереза, но он был не из тех, кто отверг бы приглашение перекусить, с его сорока четырех дюймовым охватом пояса, огромным пузом и сиськами, как у бабы, только волосатыми. Но направив машину в город, он снова подумал о Боллзе. Да, это адский чувак. Натворил такое, что дьявол бы гордился. Да, уж, - подумал Дикки, - рядом со мной, похоже, сидит сын Люцифера.

По крайней мере, они были уникальной компанией...

Да, они в свое время натворили всякого. То были плохие вещи, но было весело, даже Дикки пришлось это признать. Но потом он задумался о том, о чем уже думал недавно. О том, что однажды они могут выбрать для развлечения не тех людей...

Дикки пожал плечами и прогнал от себя дурные мысли. Какой смысл думать сейчас об этом?

Из радиоприемника бренчала музыка, под которую приятно притопывать ногой. Певец пел: «Я куплю себе здоровенный „ствол“, завалю всех, кто причинил мне боль...»

- Едрен батон! - Взвыл Боллз. - Вот это стихи, да? Мне это нравится! - Затем Боллз Коннер взорвался хохотом. - Вот только все люди, с кем мы сталкиваемся, не успевают причинить нам боль!

- Это - факт, Боллз, - согласился Дикки. И действительно так оно и было. Как в тот раз, в одном придорожном баре в Локвуде. Они только собирались уходить, и оба зашли отлить в сортир. Боллз закончил ссать и направился к выходу из туалета, когда какой-то огромный деревенский чувак говорит:

- Эй, мужик, ты, что, в хлеву вырос? Смывай, если закончил ссать. Я не желаю смотреть на твою мочу.