Толстолоб

А монашка-то красивая, - успел заметить он. Ее тонкие белые руки были сложены на груди, будто она читала молитву. На ней была традиционная черная ряса, но ноги, вместо того, чтобы быть облаченными в ожидаемые неуклюжие туфли, были босыми. Тонкое красивое лицо обрамлял овал белого апостольника[6]. Оно было спокойным, но чувственным. Ясные карие глаза смотрели на него, светясь искренностью, верой, и почтением к Всевышнему.

Зачем же Александер привязан здесь?

- Теперь мы очищены, - сказала она. - Искуплены. Это так приятно... - Ее карие глаза сфокусировались на нем. - Ты хотел бы быть искупленным?

- Нет! - взревел Александер. - Я хочу, чтоб меня развязали, черт возьми! Вот, что я хочу!

Монахиня даже не вздрогнула от его крика. Вместо этого она слабо улыбнулась, кроткой монашеской улыбкой, а затем...

- Да вы издеваетесь, - пробормотал Александер, продолжая смотреть из-за плеча.

... задрала подол рясы. На ней не было ни типичных черных гольф, ни нижнего белья. Образ сразу же ошеломил его. Перед ним стояла пара стройных, красивых ног, соединенных пышным кустом черных лобковых волос. Внутреннюю сторону бедер покрывали более тонкие волоски, и дорожка из еще более тонких поднималась к пупку.

- Когда-нибудь слышали про леди Ремингтон? - спросил Александер.

- Искупление снизошло на нас, святой отец, - ласково произнесла монахиня. - И на тебя.

Удерживая подол над талией, она неуклюже шагнула вперед, оказавшись у него сзади. Она стояла, расставив ноги по обе стороны от его голых бедер, и ее заросший лобок находился прямо над его задницей.

- Аааа, - простонала она.

И принялась мочиться.

- Какого ХРЕНА! - закричал Александер, тщетно пытаясь освободиться.

Струя ее мочи была сильной и горячей, и била прямо в расщелину сжатых ягодиц Александера.

- Прекратите! - завопил он.

Но она не прекращала. Напротив, сила струи лишь нарастала. Обжигая кожу, она текла точно к его анальному отверстию. И, в конечном счете, ее напор стал таким мощным, что она проникла ему в прямую кишку. Вскоре он почувствовал это, почувствовал у себя внутри мочу этой шутовской монашки. А она все продолжала мочиться...

- Ты, что, гребаная скаковая лошадь! - закричал он.

Казалось, это продолжалось целый час. Струя мочи прожигала его, словно лазерный луч, бьющий из куста ее лобковых волос.

- Ну, хватит уже! - простонал Александер. - Ты нассала столько, что можно было заправить бензовоз!

Наконец, и к счастью, поток утих, сменившись тоненькой струйкой, щекочущей ему лодыжки. Но потом он почувствовал, как вся эта горячая моча бурлит, переполняя его толстую кишку, и медленно пробирается в пищевод.

- Вот так, - сказала монахиня, опуская подол. - Разве тебе не приятно, святой отец? Разве тебе не приятно получить, наконец, искупление?

* * *

Этот образ преследовал его, словно гудящий рой насекомых. Выскочив из постели, Александер сразу же бросился, будто рефлекторно, в туалет, где немедленно испражнился. Никакой мочи, конечно же, не вышло, но все равно чувствовал, что ему необходимо сделать это. Затем он принял душ и побрился, быстро оделся в черные брюки и рубашку, прикрепил воротник. Но образ не покидал его.

Монахиня, - подумал он.

Господи.

- Нужно сходить к психологу, - решил он, затем осекся. - Погоди-ка. Я же сам психолог! - Но как можно было объяснить столь отвратительный сон? Сны, в конце концов, рождались в сознании сновидца. Другими словами, они были частью его самого... Господи.

Наконец, он заставил себя действовать, спустился на первый этаж и огляделся. Никаких следов Энни, хозяйки. Но, пройдя через кухню в столовую, он увидел двух привлекательных женщин, завтракающих за раскладным столом. Блондинка и брюнетка. Обе одновременно подняли на него глаза.

- Доброе утро, - сказал он. - Я - отец Александер.

- Привет, святой отец, - сказала блондинка. Брюнетка слегка улыбнулась и кивнула.

- Я поживу здесь какое-то время.

- Мы знаем, Энни говорила нам, - сказала блондинка. - Я...

- Не говорите. - Александер поднял руку. - Вы - племянница Энни, а вы... - Он указал на брюнетку. Вы, должно быть, журналистка из газеты.

- Вы все перепутали, - сказала блондинка и рассмеялась. - Я - Джеррика, журналистка, а это - Чэрити, племянница Энни.

- Приятно познакомиться.

Все пожали друг другу руки. Александер сел.

- Хотите печенье, святой отец? - предложила Чэрити, протягивая руку к тарелке, полной завитушек из жареного теста, рядом с которой стояла маленькая чашка с сиропом.

- Нет, благодарю. Выглядит замечательно, но по утрам я не хочу есть. Затем он посмотрел на женщин более внимательно. На Чэрити было волнистое летнее платье в цветочек. На Джеррике - обрезанные джинсы и белый топик. Их красивые лица были какими-то усталыми и изможденными.

Затем, Джеррика, блондинка, заговорила.

- Вы, наверное, обратили внимание на наш помятый вид, святой отец. Это потому, что нам обеим сегодня снились жуткие кошмары.

Александер почувствовал, будто кожа у него на лбу окаменела.

- Что ж, похоже, кошмары в этих местах штука заразная, потому что мне тоже снилась всякая жесть.