Толстолоб

Но вскоре он осознал, что ему никогда не дадут собственную паству. «Ты слишком ценный психолог, Том» - несколько лет было любимым оправданием Хэлфорда. Ценный? Иногда какой-нибудь священник отказывался от своих обязанностей, и работа Александера заключалась в том, чтобы вернуть его обратно. Обычно у него получалось, но он всегда задавался вопросом, правильно ли он поступает. Зачем заставлять человека делать то, что он больше не хочет делать? Все остальное время он сидел в маленьком кабинете за главным пасторским домом Ричмонда, пытаясь починить разбитые души людей. Священники никогда не приходили к нему по своей воле. Психотерапия была предписана им либо епархией, либо судом. У него бывало много алкоголиков и много предполагаемых педофилов. Антабус[4] для первых, поведенческая терапия для вторых. «Ты же священник, засранец ты этакий!» - кричал он на них. «Священники не лапают детей! И я не желаю слушать всякое либеральное дерьмо про тяжелое детство и гормональные нарушения. Ты - священник и ты несешь ответственность! Люди доверяют тебе из-за этого жалкого воротничка у тебя на шее, и ты имеешь перед ними обязательства. Если еще попытаешься мутить с детишками, отправишься в гребаную тюрьму, и там узнаешь, что такое настоящее сексуальное насилие. Этого ты хочешь, крутыш? Хочешь стать тюремным „петушком“? Ты хоть понятие имеешь, что заключенные делают с педофилами на „киче“? Они превратят тебя в мальчика для траха. Они в два счета превратят тебя в „опущенного“, и каждую ночь будут менять тебя направо и налево за сигареты. Но это будет наименьшим из твоих забот, потому что если повторишь, я тебе так надеру задницу, что тебя родная мать не узнает.»

Он назначал им «Депо-Проверу»[5] и оставлял их наедине с размышлениями. Разумеется, на Александера из-за его методов поступало много жалоб. Но епархия никогда не наступала ему на хвост, поскольку процент успеха был очень высок. Любой священник, сбившийся с пути истинного, был позором, а Церкви позор был ни к чему. Есть проблема. Исправь ее.. И их не волновало, как.

А что насчет собственных проблем Александера? Дав в возрасте двадцати восьми лет обет безбрачия, он ни разу не подумал нарушить его. Черт, он даже не мастурбировал. Он курил и выпивал, но в меру. И да, имел склонность к сквернословию - черта, не приличествующая духовному лицу. Однажды на торжестве в честь священнического рукоположения он назвал монсеньора Типтона засранцем, поспорив с ним насчет того, можно ли девочкам разрешать прислуживать у алтаря. Хэлфорд чуть свой подрясник тогда не обгадил.

- Черт возьми, Том! Этот человек когда-нибудь станет кардиналом, а ты только что назвал его засранцем!

Александер пожал плечами.

- Но он - засранец.

- Не в этом суть! Он мог потребовать объявить тебе выговор! Тебе нужна такая запись в твоем деле? Господи, он мог направить тебя с миссионерской целью в Африку.

- Пусть отправляет, - сказал Александер. - Я надеру ему задницу.

- Он заслуживает уважения!

- Он заслуживает пинка под зад.

- Ты невыносим, Том! - продолжил свою тираду Хэлфорд. - Ты такой бестактный, такой... вульгарный. Ругаешься похлеще грузчика. Абсолютно неприемлемо для священника использовать такой язык.

- А какой язык вы предпочитаете? Французский? Немецкий? Как насчет народной латыни или санскрита? В любом случае, Типтон - допотопный засранец со средневековыми идеями, которые противоречат нуждам верующих. Такие как он держат Церковь в постоянном состоянии регрессии, я ему так и сказал. Я называю их теми, кем их вижу. Типтон - болван. И говнюк. Слюнтяй, бюрократ и членосос, который в бизнесе только ради самовосхваления. И если Папа когда-нибудь сделает его кардиналом, я подойду и наблюю ему на рясу.

- Господь всемогущий, Том, - простонал Хэлфорд.

Таково было церковное положение Александера. Если он не мог быть настоящим священником, он не хотел быть вообще никаким. И если епархия желала замести его под бенефициарный коврик за его грязный язык, то так тому и быть. По крайней мере, они не смогут его уволить. Быть тебе священником во веки веков, - обещали ему на его собственном посвящении. Они никуда от меня не денутся, и мне это нравится. К тому же, я, наверное, лучший епархиальный психолог в стране, и они знают это.

На самом деле, это было забавно. Любой священник хочет собственную паству, и Александер знал, что никогда - даже через миллион лет - не получит ее. И почему?

Он громко рассмеялся из-за руля. Потому что я сквернословлю!

Так что пусть карты лягут, как лягут. Это же судьба, не так ли? Кальвинское предопределение, в которое Александер никогда не верил.