- Мы отказались от регистрации в округе, чтобы они не посылали инспектора. Нам не нужен был там окружной инспектор, потому что фискальный год заканчивается в апреле. Мы сказали, что закрыли аббатство в апреле, а не в июле, поскольку не хотели платить хосписный налог за следующий год. Церковь не освобождена от уплаты всех налогов, гений ты наш.
- Хорошо, я понимаю, - согласился Александер. - Но есть еще кое-что, поэтому просто поясни. Хосписный налог, признаю, я не знал о таком. Но я знаю, что транспортировка реанимационных пациентов, таких как неизлечимо больные священники, должна быть законно зарегистрирована в управлении здравоохранения округа. Я им тоже звонил, Боб. Вы, парни, ни хрена не регистрировали.
Плечи у Хэлфорда поникли, как у игрока в покер, уличенного в блефе.
- Какова истинная причина, Боб? Нет никаких записей о перемещении роксетерских пациентов после закрытия аббатства. Вы, парни, сделали этот отказ, не для того, чтобы избежать хосписного налога, а чтобы не допустить появления там окружного инспектора, потому что боялись, что он что-то увидит. Я хочу знать, что он не должен был увидеть.
Хэлфорд скрипел зубами, выворачивая себе руки.
- Там все еще оставались улики. Мы не хотели, чтобы окружной инспектор отправился туда и написал заявление в полицию.
Александер разинул рот.
- Заявление в
- Заявление об
- Огласки
Хэлфорд вскинул руки в отвращении.
- Монахини были убиты, - сказал он.
ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 1
- Мне хочется кричать! - раздался скрипучий голос.
Джеррика кралась под солнцем. Да, это была нехорошая часть города, верно.
Уходящая вникуда Федерал-стрит отличалась запустением и была усеяна мусором. Смрад, источаемый ею, был почти осязаемым, и Джеррике казалось, будто она видит поднимающееся от асфальта вместе с горячим воздухом зловоние. С крылец домов на нее глядели темные лица.
Джеррика была напугана.
- Угу. Ага. - Чернокожий тип вышел из переулка, из которого несся концентрированный запах мочи. Мужчина был высоким и худым, только с бицепсами, похожими на покрытые жилами бейсбольные мячи, и с плечами, как у греческой статуи. Джинсы и узкая футболка с надписью "БВВ"
- Угу, - повторил он. - Говорю, мне хочется кричать, потому что я никогда не видел столь красивой белой дамы.
- Привет, - сказала Джеррика, скорее с дуру. Только теперь она поняла, насколько нелепо и безумно она выглядит. Молодая белая женщина в шортах и блузке, гуляет одна по гетто.
- Я вижу, да, - сказал он. Он прищурился, губы растянулись в тонкой, как лезвие бритвы улыбке. - Вижу, что тебе нужно.
- Да? - произнесла она, пытаясь не показывать испуг.
- Вижу по твоим глазам. Позволь мне угадать, что тебе нужно. "Лед", тебе нужен "лед". У меня есть, десять часов будешь летать. Или как насчет первоклассного "крэка"? По "десятке", по "двадцатке"? У меня есть.
Тот факт, что он разглядел у нее в глазах отчаяние, вогнал ее в еще большую тоску.
- Я хочу "дунуть", - сказала она. - У меня есть двести баксов.
Улыбка стала шире. Большущие ручищи потерлись друг об друга, словно борющиеся африканские хорьки.
- У меня есть много чего "дунуть". Идем ко мне в офис.
Джеррика задрожала - его рука указала на переулок.
- А не можем мы сделать это прямо здесь?
- Ты, что, спятила, сука? Хочешь купить у меня "дурь" прямо посреди улицы? Едрен батон!
Тип был в чем-то прав.
- Хорошо, - согласилась она, и они двинулись прочь с залитой солнцем улицы.
Тип сунул руку в карман.
- Деньги вперед.
Не колеблясь, она отдала ему деньги, затем он вытащил руку из кармана.
Внезапно она почувствовала, будто глотнула кипятка. Обжигающий страх раздулся в животе и растекся по всему телу. В руке у типа возник небольшой пистолет, а не кокаин, о котором она так мечтала. Осознание ударило ее так же жестко, как мочевой смрад.
- Пожалуйста, - смогла лишь произнести она.
Острая как нож улыбка не сходила с его лица. Его глаза походили на белые огни на темном лице.